Сборы помогали убедить самих себя: впереди — дорога. И где-то предстоит жить дальше. Декабрь 1941 года был «чёрным» месяцем для Крыма — в это время прошла большая часть массовых казней евреев, крымчаков, цыган.
Не верили
«Я не верю, что немцы будут расстреливать евреев... Готовят по отношению к евреям какие-то репрессии, вернее всего, поголовную высылку из города куда-нибудь на Украину, в концлагеря», — записал 7 декабря в свой дневник, который хранится теперь в Госархиве Республики Крым, симферополец Хрисанф Лашкевич.
Служащий аптекоуправления, симферополец Илья Сирота пришёл на сборный пункт в первый же день и был просто раздавлен увиденным. «Детей отбирали там же. Сказали, что есть специальные детские дома, туда будут детей отправлять. Матери детей не давали, их вырывали насильно», — рассказывал он потом в своих свидетельских показаниях.Он собирал в дорогу своих друзей – Розенбергов. Сетовал на то, как непрактична Анна Соломоновна — берёт с собой лишние одеяла и посуду, обещал Рувиму Израилевичу спрятать кое-какие вещи. 10 декабря отправился провожать семейную пару к пункту сбора. А слушал рассказы о начавшихся казнях — и не верил. Настолько страшными и неправдоподобными они казались.
Илья Сирота уже не ждал спасения, только хотел, чтобы всё кончилось как можно быстрее. «Я смирился с момента выхода из дома. Перед тем, как уйти, я сделал по себе поминки, сейчас живы люди, которые были у меня на поминках. Я зарезал барашка, жена приготовила мясо. Знакомые прощались со мной», — вспоминал он. Илья Сирота вместе с другими дошёл до противотанкового рва на 10-м километре Феодосийского шоссе, снял пальто. Увидел шеренгу женщин на краю рва — и среди них – свою двоюродную сестру, направленные на них пулемёты: «Они стояли и смотрели в ров, откуда неслись стоны и крики». Служащему аптекоуправления повезло: один из немцев отвёл его к машине, приказав грузить вещи расстрелянных. Когда шофёр отвернулся, Илья Сирота спрятался в кузове и выпрыгнул по дороге.
Тест на человечность
Прятали. Спасали. Заключали фиктивные браки, подделывали метрики.
25 еврейских детей спасла вместе со своими сотрудниками заведующая Мамакским детдомом (Симферопольский район) Мария Прусс. Их записали как русских, одну девочку выдали за умершую. А ведь достаточно было одного неосторожного слова, одного струсившего или желающего выслужиться перед «новыми хозяевами», чтобы расстреляли всех. «Майя Лакшина, 13 лет. Была привезена в город немецким солдатом с места расстрела евреев. Когда нагруженная людьми машина пришла к месту расстрела, обезумевшая от ужаса девочка забилась в кабину шофёра…», — так описывала появление Майи Мария Прусс. Водитель прикрыл девочку плащом и вывез в город.
«Черный декабрь» показал, чего стоит каждый человек. Уцелевший симферополец Евсей Гопштейн приводил случай, когда другая девочка-подросток, спасшаяся от расстрела и получившая приют в Саках, встретила на улице знакомого из Симферополя. Тот удивился и… донёс в комендатуру. «К вечеру девочки не стало», — записал Гопштейн.
Одни спасали, другие – доносили. Из лояльности к немцам, зависти, жадности — тем, кто выдавал, полагалось кое-что из еврейского имущества. Не Бог весть что — сами немцы, громившие в Варшаве богатые квартиры, были неприятно поражены скромной обстановкой жилищ крымчан.
Сразу после освобождения Крыма вскрывались могилы на местах расстрелов, составлялись списки сельсоветами и дворовыми комитетами. Они красноречивее всяких описаний — просто столбики фамилий:
«Симферополь, ул. Воровского, 13: Цыпарский Исаак, 30 лет, Цыпарская Мая, 6 лет, Цыпарская Роза, 3 лет». Или так — «Ул. Володарского: Зельцер-
отец, Зельцер-мать, Зельцер-сын, Зельцер-сын». Семьями шли на смерть, часто некому было вспомнить возраст и даже имена.
Багеровский ров под Керчью, Симферопольский, Красная горка в Евпатории — самые известные места расстрелов. Но сколько их находили по всему Крыму! Многие остались безымянными — например, при обследовании колодца у села Калинино Первомайского района, где погибли около 200 человек, поднять удалось только 11 тел. В кармане одного из пальто оказался паспорт на имя Давида Фишеловича 1887 года рождения.
«В деревне Перецфельд 15 ноября 1941 года карательный отряд немцев… согнал в помещение клуба всё население еврейской национальности в количестве 92 человек. Затем фашистские изверги погнали всех людей на хутор Топчарлы, расположенный в трех километрах…, где расстреляли всех до единого, трупы были брошены в безводный колодец. Во время конвоирования евреев гражданка Бомбина Мария родила ребёнка, который был расстрелян и брошен в колодезь» — из акта, составленного комиссией Фрайдорфского района.
Ещё не всё изучено
По архивным источникам в Крыму известно более 60 мест массовой гибели евреев и крымчаков, а также цыган — не исключено, что их ещё больше. Из них лишь около половины отмечены какими-либо памятными знаками. Установить точное количество погибших в результате нацистского геноцида в Крыму евреев и крымчаков уже вряд ли когда-либо представится возможным.
Далеко не по всем населенным пунктам нацистские преступления были полностью отражены как в немецких, так и в послевоенных советских источниках. Во многих случаях, особенно в сельской местности, евреев собирали в райцентрах.Как рассказывает историк, исследователь Холокоста в Крыму Михаил Тяглый, в немецких источниках (отчетах айнзатцгруппы «Д», которая, в основном, занималась истреблением евреев в Крыму до августа 1942 г.) содержатся общие сведения о количестве казненных за ноябрь 1941 – март 1942 г. 30 211 евреев. В апреле-мае акции, хотя и не столь масштабные, продолжались. После повторного захвата Керчи в июне 1942 г. там было убито несколько сот крымчаков. После захвата Севастополя в июле 1942 г. — свыше 1500 мирных жителей-евреев. Кроме того, уничтожение евреев проводилось ещё и подразделениями полевой жандармерии и тайной полевой полиции (ГФП), а с августа 1942 г. – силами стационарного аппарата СД в различных городах. Многие акции не документировались. Вероятно, общее количество погибших евреев и крымчаков доходит до около 40 тысяч.
11 декабря у Симферопольского рва поминают всех, кого не стало в чёрные дни крымской истории. В этот день у подножия памятного знака вырастает горка камешков — так, по обычаю, живые напоминают: не забыли. Такое нельзя забывать.