18 мая 1944 года в Крыму началась спецоперация по сбору и выселению за пределы полуострова крымских татар. Постановление о депортации было принято Государственным комитетом обороны (ГКО) СССР 11 мая и практически до последних часов держалось в секрете от крымских властей.
На полуостров были отправлены представители НКВД со специальными полномочиями — им предстояло действовать совместно с воинскими частями. Также спешно организовывались комиссии по приему домов, скота, сельхозинвентаря, различных вещей, которые оставались в покинутых деревнях, селах и городах. Выселение началось в ночь на 18-е и завершилось 20 мая.
По цене 166 танков
Самым драгоценным в день, когда целому народу пришлось отправиться в дальнюю дорогу, было... время на сборы. Одним выпало полчаса, другим — час-два на то, чтобы взять с собой нужные вещи и продукты. Как потом оказалось, от этого зависела сама жизнь взрослых и детей.
В том самом постановлении ГКО СССР был прописан порядок действий для всех, кто должен был отправить и принять спецпереселенцев. И не были забыты указания, касавшиеся дороги, размещения, обеспечения продуктами.
Выселяемым разрешалось взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 килограммов на семью. Должно было быть организовано питание в дороге, а также медобслуживание — врача и две медсестры на каждый эшелон, а также предусмотреть запас медикаментов.
На месте, в Узбекской ССР — именно туда пошли первые эшелоны — комиссии обязаны были распределить прибывающих по районам, колхозам, посёлкам. Обеспечить приусадебными участками и оказать помощь стройматериалами. Обязать Сельхозбанк выдавать спецпереселенцам ссуды на строительство домов и обзаведение необходимыми вещами — до 5 тысяч рублей на семью с рассрочкой на семь лет. В июне и августе выселенные крымчане должны были получать муку, крупы и овощи бесплатно — так засчитывались им оставленные в Крыму запасы.
На все спецмероприятия, связанные с переселением крымских татар из резервного фонда СНК СССР выделялось 30 миллионов рублей. К слову, на эти деньги в СССР, который тогда освобождал Европу от фашистов, можно было бы построить 166 танков Т-34...
Почти все эти пункты постановления можно проиллюстрировать пословицей: «гладко было на бумаге...». Судя по тому, как вспоминали сам процесс выселения участники тех событий, до исполнителей просто не доводили, что государство дало право людям собрать и взять с собой все необходимое. И будущее семей зависело от человеческих качеств тех, кто пришел за ними.
Время на сборы
С 90-х годов прошлого века крымчанка Эдие Муслимова начала собирать воспоминания депортированных и вернувшихся на полуостров крымских татар. Среди них много тех, по которым видно, насколько то самое время на сборы сказалось на судьбах людей.
Нериману Куртумерову из Феодосии было тогда девять лет, детей в семье всего трое. Рано утром раздался стук в дверь. «Собирайтесь, — говорят, — поедем кататься далеко-далеко». Я, не понимая в чём дело, обрадовался. Сказали: «Берите кушать побольше, пригодится». А один из солдат стал нам помогать, все съестное сложил, вещи упаковал... На сборы ушло минут двадцать. Мы взяли примерно 10-15 килограмм груза».
Восьмилетний Абдурахман Мамедов запомнил утро вот так: «Увидел, что зашли два солдата и звали отца, у обоих на плечах висели автоматы. Один из них знал наш язык и объяснил, что весь народ выселяют из Крыма и посоветовал взять с собой самое ценное. На сборы дали 15 минут и разрешили взять 40 кг груза».
Семье Нияр Аблялимовой из Тав-Даир Симферопольского района повезло ненамного больше: «Выселитель» дал на сборы 10 минут. Мама успела поднять нас двоих, кое-как одеть, и вышла из дому, не взяв даже золотых украшений. Солдат ничего не разрешил взять. Когда пришли к машине, там уже было много людей. Нас закинули в кузов машины, мама тоже залезла. Но один солдат ей сказал: «Вы же без ничего пришли, идите возьмите что-нибудь покушать детям», и отпустил. Мама принесла немного еды».
Джемиле Асанова из деревни Куру-Узень Алуштинского района: «В дом вошел вооружённый солдат и приказал: «Быстро собирайтесь в дорогу, с собой возьмите одежду и еду на 5 дней». Мама не понимала по-русски, растерялась, стоит посреди комнаты, не знает, что делать. Я ей объяснила, что нужно собирать вещи, но мама металась по дому, плакала и молилась. Солдат поторапливал. За те 2 часа, которые он дал на сборы, мы собрали теплые вещи и продукты».
Хрустел сырой картошкой
Всего за неделю, которая прошла от принятия документа до начала депортации просто невозможно было подготовить нужное количество вагонов при раскладке «500 кг груза на семью», найти столько медработников, закупить и распределить продукты, организовав в дороге питание.
«Первые несколько дней нас совсем не кормили, на редких остановках люди выходили в поисках воды и выносили трупы, — описывала дорогу Мерзие Алиева из деревни Кучук-Узень Алуштинского района. — Умерших оставляли на скамейках, на земле. Только на пятый день пути мы получили первый паёк (рыбу и хлеб) и еще через несколько дней жидкий, безвкусный суп. В условиях полной антисанитарии, без медицинской помощи женщины рожали детей».
«В вагоне было 76 человек. Воды и туалета не было. Медицинскую помощь никто не оказывал. По пути, в Казахстане, в нашем вагоне умер дедушка Эмир-Сали из Симферополя. Его вынесли и положили вдоль железной дороги. Я видела, как одна женщина подошла и прикрыла его белым платком. Поезд тут же тронулся. Кормили один раз — суп с пшеном и сушёной рыбой» — так рассказывала Саре Базирова, ее вместе с родными выселили из деревни Корбек Алуштинского района.
«Кормили ли нас или нет — не помню, но моя старшая сестра говорит, что нет, — упоминала Ление Велиулаева из деревни Кучук-Озенбаш Куйбышевского района. — Помнится такой эпизод: слышу, как сидящий рядом мужчина, что-то с хрустом ест. Показалось, что он ест яблоко, и я с плачем прошу у мамы яблоко. Мужчина, услышав, как я, шестилетний ребенок, прошу есть, протягивает мне то, что он сам ел: оказалось, что это просто сырая картошка».
Такой дорога была у всех — почти без еды, с умершими в пути.
Болезни и голодная смерть
Но никто не подозревал, что всё впереди — малярия, дизентерия, гепатит, голод, презрение местных, которым рассказали, что везут «предателей». Узбекская ССР деньги на обустройство спецпоселенцев получила, но ни о каких участках, стройматериалах и ссудах речи не шло. Положенные продукты тоже не выделили: получали еду лишь работающие, и детские пайки не всегда доходили по адресу.
В архиве «АиФ-Крым» хранятся воспоминания людей, переживших депортацию. Айше Якубова жила в деревне Гавр Бахчисарайского района. Семью разделили: ее с мужем отправили в Ташкентскую область, отца, мачеху, братьев и сестер — под Самарканд. Каждый день она узнавала, что гибли взрослые и дети. Дошла весть, что братья умерли, мачеха выгнала двух ее сестер.
Тринадцатилетняя Фатьме и шестилетняя Бесибе скитались по улицам, выпрашивая подаяние. Им подавали, потому что люди и в это страшное и голодное время оставались людьми. Пешком девочки прошли около трёхсот километров, разыскивая родственников.
Фатьме Аблялилова из Симферополя в Узбекистан ехала с сестрой. И у обоих сердце разрывалось: за несколько дней до депортации сестра отправила к бабушке под Белогорск погостить двух дочек трех и пяти лет. Где они, что с ними? К счастью, они оказались в этом же эшелоне. Всех их на новом месте от голодной смерти спас взятый в дорогу патефон с пластинками. Такую диковинку у них купили за хорошие деньги. Женщины подрабатывали тем, что вязали носки и рукавицы.
Зекие Мамедова была из многодетной семьи, всего восемь малышей было в ней. Отца расстреляли фашисты во время оккупации Крыма. Депортировали семью из-под Судака в Узбекистан, в Андижанскую область. Для жилья выделили сарай с земляным полом, выстланным камышом. Зимой заболела самая маленькая в семье, двухлетняя Хатидже. То приходила в себя, то теряла сознание. И все просила у мамы чебуреков. «Мама попросила обувь у соседей и по снегу в холод пошла обменивать косынку на горстку муки, — рассказывала Зекие Мамедова. — А когда вернулась, дочь уже была мертва. Она умерла на моих руках. Вслед за ней умерла и сестренка Ваде, ей было четыре годика».
