Пропавшие без вести. Как вернулись домой из плена защитники Севастополя

Вечером 9 мая 1945 года в городе Клатовы, на западе Чехии, в местном кинотеатре прошло... партийное собрание. Его участниками были только освободившиеся советские военнопленные. Прервалось оно трансляцией по радио обращения Иосифа Сталина: «Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! Наступил Великий День Победы над Германией...»

Эта история — об офицерах из разных уголков СССР, которые защищали Севастополь. И были оставлены командованием, как десятки тысяч военных, на последних рубежах обороны. Все они попали в плен. Все прошли страшный путь до временных, а потом пересыльных лагерей, выжили в долгой дороге. В декабре 1942 года оказались в рабочей команде 10458 шталага XIII В на территории Чехии, на станции Небанитц. Собрали в нее командный состав, от младших лейтенантов до капитанов.

Выживали в лагере

Попавшие в плен под Севастополем старались держаться вместе. Это потом, после освобождения, свой союз они назовут подпольной организацией. Она, собственно, такой и была. И в условиях лагеря служила для поддержки моральной и физической: своим скудным пайком офицеры делились с ослабевшими товарищами. Доставали газеты — и в немецких можно было хоть что-то понять об истинной обстановке на фронте. Саботировали работы, ломая инструмент и затягивая сроки. Хотя немцы-надсмотрщики жестоко избивали по одному только подозрению в увиливании от работы. А трудилась рабочая команда на железной дороге и в имении местного помещика.

Важным делом «севастопольцы» считали удержание узников от вербовки в РОА — Русскую освободительную армию, коллаборационистское подразделение. А агитаторы приезжали часто, сулили деньги, паек, продвижение по службе и блестящие перспективы. И кто-то мог не устоять. К тому же, в команду несколько раз вливали новых военнопленных, некоторые из которых уже не скрывали, что завербованы.

Андриан Шаптала, техник-интендант 1 ранга из 3-го батальона морской пехоты ЧФ, возглавил этот союз. Шесть других «севастопольцев» стали костяком организации: старший лейтенант Георгий Воловик, батальонный комиссар Сергей Соловьев, старший лейтенант Наум Жак, младший лейтенант Михаил Маслов, лейтенант Николай Омельченко, техник-интендант 1 ранга 3-го батальона морской пехоты ЧФ Федор Грачев.

О том, как жили в лагере военнопленные, известно из созданного ими после возвращения на Родину отчета. С помощью этого документа они пытались восстановиться в партии, вернуться на прежние места работы. К каждому экземпляру отчета прилагались характеристики на товарищей по плену, заверенные в военкомате. Одна из фотокопий сейчас хранится в мемориальном комплексе «35-я береговая батарея» в Севастополе.

«Кроме бесчеловечных побоев на работе, били после работы, по заявлению постов или мастера, — перечисляется в отчете, — Садили в карцер, лишали пайка хлеба и супа, заставляли во время обеда всю команду стоять по стойке «смирно». Били без всякого повода, били массово — во время построения утром... Излюбленной экзекуцией была такая: зимой, в мороз, налить воды в зацементированный чан, приказать всем раздеться в комнатах, пройти нагим по всему лагерю к чану, вымыться в холодной воде и вернуться в барак».

Во время таких экзекуций охранники приглашали в свое помещение подружек или просто любопытных фрау — поглазеть на «развлечение», на истощенных замерзающих людей. «Люди, весившие в Красной Армии 85 кг, весили 60 кг при росте 178 см. Весивший 74 кг в Красной Армии стал 47 кг при росте 166 см», — указывалось в отчете.

К концу 1943 года режим в лагере стал не то, чтобы мягче, но бессмысленной жестокости поубавилось. Рабочие руки были в цене. Военнопленным даже стали платить «зарплату»: 5, а потом 14 марок в месяц. Из этих крох «севастопольцы» и их товарищи собирали... партвзносы, по половине марки с человека. На них можно было иногда купить продукты, поощрить человека, подбрасывавшего к выходу из лагеря смятые, но свежие газеты. Описывается случай, когда военнопленные собрали помощь обнищавшей польской семье, привезенной для работ в имении помещика. Советские люди — голодные, оборванные, изможденные, передали в два приема суммы в 25 и 75 марок. А еще — 5 иголок и 80 граммов ниток, настоящее сокровище для узников лагеря.

Этап в Дахау

Когда стало известно, что советские войска продвигаются на Запад, узники принялись рассматривать варианты разоружения охраны. Была большая вероятность, что военнопленных могут просто расстрелять. Пять человек из «севастопольцев» назначили командирами боевых взводов, прорабатывали разные варианты событий. Удалось обзавестись картой округа, где находился лагерь.

15 апреля 1945 года комендант лагеря получил приказ выводить всех военнопленных и пешим порядком следовать в другое место. О конечном пункте назначения говорили: концлагерь Дахау, за двести с лишним километров. По пути к команде № 10458 присоединили еще четыре, и колонна увеличилась примерно до 800 человек.

23 апреля пленных развернули назад: по прежнему маршруту уже не пройти из-за наступления союзников. Попасть в Южную Баварию не получалось, колонна двигалась по Чехии. Во время остановок и ночевок конвой недосчитывался десяти-пятнадцати человек — их прятали местные жители.

5 мая прошел слух, что к расположению колонны направляются части СС — возможно, как раз для расправы над военнопленными. К тому времени удалось наладить контакты с другими рабочими командами, они тоже были готовы выступить против своих конвоиров.

Но ночь прошла спокойно. А утром во дворе, где находились пленные, появился человек с автоматом — боец местного сопротивления. В течение десяти минут охрана была смята и разоружена. Часть людей из других команд решили идти сами — куда глаза глядят. Остальных Андриан Шаптала, узнав у местных, где ближайший освобожденный населенный пункт, повел туда. Так 300 советских людей 6 мая оказались в расположении 3-й танковой американской армии. Несколько дней провели они в городе Клатовы, потом были переданы советскому командованию. Пришлось пройти фильтрационный лагерь в зоне ответственности СССР, еще один — на Родине.

А дальше для каждого началась жизнь с личной борьбой против клейма «бывшего в плену». Кто-то оказался сильнее и настойчивее. Например, Георгий Воловик, получивший до войны диплом инженера-металлурга, стал известным ученым, профессором, жил в Днепропетровске. Политрук Сергей Соловьев отправлял товарищам письма из Сочи, очень гордился тем, что восстановился в партии.

Андриан Шаптала в январе 1946 года писал Федору Грачеву о товарищах, от которых уже получил письма, сетовал о судьбах других: «Узнал, что Захар Захарович Антропов умер от древесного спирта на пути следования. Малова еле живого положили в госпиталь, неизвестно, что с ним. Жены Жака, Радзевича, Кабанова и Чмеренко ушли замуж...»

Там, в лагере, они много говорили о семьях. Верили, что их дождутся — несмотря на извещение о пропаже без вести. Многие жены и матери воспринимали его как надежду. Ведь случались чудеса, о которых писали в газетах и рассказывали люди. Кто-то попал в партизанский отряд, кто-то оказался в госпитале, кто-то выжил в плену...

Федор Грачев в самодельной записной книжке, заведенной в лагере, на первой страничке написал адрес родителей, на второй — жены. А с третьей начиналось знаменитое стихотворение Симонова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди...» И под последней строчкой — «7.11.43. Небанитц». И его дождались жена, сын, родители, младший брат.