Может быть, они специально выбрались в город — не в ателье, а, допустим, на базар, где стояла будка фотографа. Или прибыл в деревню Зуя Симферопольского района человек с камерой, предложил желающим «запечатлеться». Конечно это было событие. Потому — праздничный пиджак у отца, цветастое платье и туфли на каблуке — у мамы. Двое сыновей рядом с родителями, посередине — двухлетняя Галочка. Глаза широко открыты, будто девочка пытается увидеть обещанную фотографом птичку из объектива. Снимок 1941 года.
2 мая отмечается День славы партизан. Для Крыма — значимый праздник. И пусть теперь у памятного знака «Партизанская шапка» в Симферопольском районе собираются уже не участники событий Великой Отечественной, а их дети, внуки, правнуки — о тех, кто воевал в крымских лесах, помнят.
С начала оккупации полуострова «в партизаны» уходили целыми семьями. И, случалось, семьями и погибали. Или чудом выживали — как произошло с Николаем и Марией Воронцовой и их тремя детьми. Подробности — в материале krym.aif.ru
Уехать не успели
Сентябрь и октябрь 1941-го в Крыму проходили с привкусом тревоги, непонимания и недоумения. Было понятно, что немцы «жмут». Однако за предположение о том, что «Крым сдадут», можно было сесть. Вовсю шла эвакуация. В деревнях объявились выселенные ещё в конце 20-х раскулаченные — и по-хозяйски осматривали национализированные сады, пашни, строения. Ждали.
И шло формирование партизанского движение. Начатое непозволительно поздно, лишь в начале сентября. Запланированное большими начальниками формально: они-то предполагали, что даже если фашисты займут Крым, то совсем ненадолго. Заместитель руководителя по организации процесса и командир 2-го партизанского района Иван Генов до хрипоты спорил о том, что, где и как надо запасать для отрядов. Он-то имел, ещё с Гражданской, партизанский опыт. И старался предусмотреть закладку всего, от продуктов, одежды и обуви до лекарств, пил, топоров, оружия. То, что в его районе значительная часть баз не была разграблена, и зимой сорок первого-сорок второго люди не ели сваренные ремни и ботинки — заслуга Генова.
В те дни среди доверенных людей, занимавшихся закладкой баз, был и сотрудник колхоза «Красная Нива» Николай Ефимович Воронцов.
«На склоне одной из высот, в невероятно тяжёлых условиях, работает группа Николая Воронцова, — записал Генов в своём дневнике. — Вначале роют ниши, потом на подводах подвозят продукты с перевалочной базы до места, где кончается дорога. Здесь ящики, мешки и бочки навьючивают на лошадей или перегружают на своеобразные салазки».
В Зуйский партизанский отряд по порядковым № 13 ушёл не только Николай, но и его жена Мария, сыновья Коля и Володя, а также маленькая Галя.
Так получилось: семья должна была эвакуироваться, но все дети слегли с корью. А покинуть Зую было важно — здесь все знали Воронцовых, догадывались, куда подевался Николай. Женщина с детьми отправилась в родное село Мамак, где жила мать. Уже там удалось связаться с «людьми из леса». Мать и бабушка нередко провожали связных в Симферополь.
Галина Кулакова — до замужества Воронцова, оставила автобиографию с рассказом о том времени. Понятно, что события она воспроизводила не по памяти, а по воспоминаниям мамы и старших братьев.
«Донесли на нас в комендатуру, — писала она. — Семья подвергалась преследованиям, за домом постоянно следили. Мать постоянно вызывали в комендатуру, допрашивали... Нас предупредили, что или угонят в Германию, или расстреляют».
Мама и бабушка, взяв детей, отправились в лес.
Под старым дубом
В отряде Николай Воронцов получил место начхоза — он знал, где, что, в каком количестве оставлено, отвечал за снабжение всем необходимым. «Должность» не была спокойной: он то и дело выходил вместе с разведчиками, проверяя базы, от которых зависела жизнь всего отряда. Во время одного из рейдов он выявил расхитителя: человек, знавший расположение склада, вместе с женой перетаскали к себе множество продуктов. Решили считать их «завербованными немцами», приговорили к расстрелу.
Семье Николая Ефимовича место нашлось. Марию определили в кухарки в спецотряде, старший сын Николай — помощник при ней. А бабушка с остальными детьми оказалась в другом подразделении.
Первое боевое крещение Зуйский отряд получил 20 декабря, во время поездки командира Северного соединения Генова в Зуйские леса. «Наша группа: Попов, Касьянов, Гриша и Павлик с начхозом отряда Воронцовым Николаем пошли по руслу реки Бурульча, — описывал он. — В 9.15 мы пришли в лагерь Зуйского отряда на Яманташе. Через 15 минут пришли Луговой и Харченко Илья. Оказывается, они ходили завербовать татарина, которого задержали в лесу недалеко от лагеря. Татарин им сказал, что потерял своих ослов. Через час раздались выстрелы. Напали румыны двумя колоннами...»
Внук Николая Воронцова, Олег Кулаков, смог собрать сведения о судьбе родных от членов семьи. Дядя — тот самый мальчик Володя, отправленный в другой отряд с бабушкой и сестрой, вспомнил, как случилась трагедия с отцом.
Весной-летом 1942 года Николай Воронцов занимался закладкой очередной базы хранения — возможно, разгрузкой продовольствия, доставленного самолётом. Погода была пасмурная, неожиданно начался ливень. Укрылся от дождя под большим засохшем дубом. В это момент в дуб попала молния — и он получил страшный ожог — 50 процентов кожи.
В те времена не в каждой больнице смогли бы выходить такого пациента. А в партизанском лагере, где бинты и йод были в дефиците, Николай был обречён. Но... случился самолёт. Который не просто сбросил над лесом тюк с припасами, а сел. Николая взяли на борт, доставили в Краснодар. О нём долго не было известий. Но — выжил, хотя лечиться пришлось очень долго.
Спаслись из-за «колючки»
Большие антипартизанские операции фашисты начали в 1942 году. В июле и декабре этого года дважды проходили такие «прочёсы» с участием самолётов и специальных горнострелковых частей в Зуйских лесах.
Во время одного из них были захвачен «гражданский лагерь» отряда. Там находились хозяйственные службы, со всей работой управлялись женщины с помощью подростков. Ну, и малыши находились при них.
Захваченных женщин и детей поместили в сначала во временный лагерь в нынешнем селе Перевальное. Потом, указывала Галина Кулакова, «в Симферополь, в лагерь на ул. Калинина». Как раз на этой улице никаких мест принудительного содержания не было. Но рядом с этой улицей, у станции, располагался страшный «Картофельный городок». Сначала в овощехранилище, обнесённом «колючкой», содержали военнопленных, а в 1942-м уже использовали и для гражданских. Скорей всего, попали сюда дети партизана именно во время июльского прочёса: в декабре у них бы не было ни одного шанса выжить.
«Для меня источниками информации о тех событиях были мама, мой дядя, — рассказал Олег Кулаков. — Со временем какие-то детали всплывали, какие-то менялись, какие-то сглаживались. Я предполагаю, что всё-таки каким-то образом удалось выбраться из лагеря моей прабабушке с внуками. Может быть, родные смогли выкупить. Может просто забрали, доказав родство. В любом случае, им очень повезло».
Семья вернулась в Мамак. Оказалось, что бабушка ухитрилась спрятать запасы картошки, овса, ячменя. По тем временам — богатство, возможность кормить детей. Галю, как вспоминал старший брат, кормили сваренным и пережёванным овсом: сама девочка не могла жевать. Но выходили, спасли.
А в 1944 году, после освобождения Крыма, вернулся домой Николай Воронцов. Дома его ждало чудо: все живы, хоть и побывали в шаге от гибели. И большего счастья он не мог желать.
