Чем дальше забираешься в симферопольский «старый город», тем меньше дома, ниже окошки к земле, из-под облупившейся штукатурки проступает бутовая кладка. У одного из таких домиков меня встречает Мария — невысокая, хрупкая, разговорчивая.
В жарко натопленной комнате спит её младшая дочь Катя. В небольшом зале с розами на обоях умещаются коляска и телевизор. Трёхлетний Кирилл выглядывает в коридор: не папа ли пришёл. Нет, отец ещё работает.
От детдома отказалась
Эту пару связала судьба одиноких детей. Мария Горбатенко училась в симферопольском интернате, потом в училище. Там встретила свою первую любовь – Артёма Казанского — тоже сироту.
Мария родилась в Симферополе и оказалась в детском доме уже восьмилетней девочкой. Она вспоминает, что матери было тяжело и она не могла больше воспитывать её. В тот момент старшая сестра Маши оказалась у бабушки, у них были разные отцы. Мать Артёма пропала без вести, а отец умер. Из близких у него остался младший брат.
И вот — встретились. Любовь. Понимание такое, какое может быть лишь у людей, чья жизнь началась с потерь, одиночества. Любовь закончилась беременностью. Как они рискнули, без какой либо поддержки, оставленные родителями, сами стать родителями?
«С первым я сначала испугалась, был вариант, чтобы все предотвратить, уже договорились с врачом, но перед операцией внутри ёкнуло, я отказалась, — глядя на Кирилла, говорит Мария. — Так появился Кирюша. С Катей было сложней, получилась такая ситуация, что мы поссорились с Артемом, а потом я узнала, что беременная. У меня было два варианта: либо я плачу за жилье, либо плачу за аборт. Я не хотела лишаться ребенка, решила потратить деньги на жилье. Но страху было! Подумайте только: двое малышей на руках. А я - одна!»
К счастью, с Артёмом Маша помирилась. Начали думать, где же жить их семье. Мария обратилась в соцслужбу, там предложили решение: снова вернуться в социальный центр для молодых матерей, пожить там с младенцем. А Кирюшу оформить в Дом ребенка. Маша отказалась, отдать сына в детский дом не смогла. Артёму выделили комнату в общежитии для сирот, но он отказался от неё — жить там с любимой женщиной и детьми нельзя.
Вся жизнь Маши и Артёма после интерната была похожа, скорее, на странствия по степи перекати-поля. Знакомые и друзья давали временное пристанище, но только - временное. А дальше — выкручивайся, как знаешь, напрашивайся к кому-то на временное житьё.
«Вот это жильё остается за нами до конца марта, нас пока приютила подруга, — вздыхает Мария. — После не знаю, что делать. Думаю, найдем решение, уже не впервой. Мы жили с мужем в Красноперекопске после социального центра, потом — у сестры пару месяцев. У подруги в Каменке оставались, пока они не продали дом. Жили в Молодёжном, снимали комнату. Вернулись в Каменку, и вот сейчас — старый город Симферополя».
Она перечисляет странствия своей маленькой семьи, не жалуясь, просто вспоминая чужие углы, комнаты и времянки. Из-за постоянных переездов нужно менять приписку к поликлинике, да и вещей много не накопишь, хотя многие люди помогают — знакомые и незнакомые. Коляску для новорожденной Кати подарили беженцы из Донецка, с кроваткой соседи помогли. У молодой пары вначале даже посуды не было, всё собрали по знакомым.
Нет для человека ничего более важного, чем чувство защищённости, а оно возможно лишь в доме, который считаешь своим, а не там, куда тебя пустили на время. Мария говорит, привыкнуть к неуверенности в завтрашнем дне невозможно. Мысли заняты насущными проблемами — поиском очередного жилья и пропитания для себя и детей. Но, вместе с тем, они с Артёмом умеют видеть счастье и радость в мелочах.
«Никого не брошу»
Большая мечта для семьи — собственное жилье, и получить его есть возможность. Мария в квартирной очереди - сорок седьмая. А вот прописки у неё нет, значит, нет и возможности оформить пособие на детей. «Без прописки я не могу получить справку о составе семьи, даже поставить штамп в паспорт, что Катя — гражданка России, не получается, — перечисляет Маша. — Это тоже упирается в прописку и право собственности: я должна иметь жилье. Сиротам раньше давалась временная прописка на полгода, с продлением. На момент референдума у меня оставался штамп в паспорте, но он уже недействителен. А по выпуску из училища продлить мне ее негде. Может случиться, что меня и паспорта могут лишить — как студентов, которые были прописаны в общежитиях».
Живёт семья на зарплату Артёма и детское пособие Кирилла. Мария, пока не появился второй ребёнок, тоже рвалась работать, хотя Кирюша был совсем маленьким. Просила знакомых побыть нянькой, оставляла на хозяйстве Артёма. Как-то нашла работу посудомойки: три дня на смене, три дня отдыхала. Но когда должна была появиться Катя, Машу попросили уйти: уже боялись, что она родит прямо у раковины с грязной посудой.
«В моменты отчаяния мне старшая сестра говорит: «Если есть ситуация, из нее всегда есть два выхода», — улыбается Мария. — Нужно не останавливаться. Дети — это основной мой «двигатель», ради них я каждый раз находила в себе силы искать, не разочаровываться, не опускать рук».
Она уверена, что надежда на лучшее есть всегда, как бы трудно не было. И в большую семейную мечту она верит, вот же, одним знакомым, таким же выросшим сиротам, дали жилье, другим. Может, и у них оно будет скоро? Но в чём Мария твёрдо уверена, так это в том, что детей своих она не бросит, чтобы не происходило вокруг.
Рваные судьбы. Как живется женщинам с детьми в «казённом доме» 
«Отдайте нашу девочку!». Супруги-инвалиды борются за право быть родителями 
«Кончим войну — все забудем». Письма капитана, погибшего за месяц до Победы 
К нам пришли «потрошители»: долги крымчан «выбивают» российские коллекторы 
Пожалуйте на улицу! Жильцы общежития в Севастополе могут стать бомжами