В недавно рассекреченных документах УФСБ России по Республике Крым и городу Севастополю есть немецкая директива о сортировке военнопленных. По этой инструкции они делились на условно полезных, которых можно было использовать для работ или привлечения в разные вооруженные подразделения — и остальных, «подозрительных».
О том, как поступали фашисты с попавшими в плен советскими солдатами и офицерами, вспоминает «АиФ-Крым».
Отпустили — и схватили
В ноябре и декабре 1941 года, в первые недели оккупации полуострова, ходили слухи, что попавших в плен местных жителей... отпускают. И, действительно, до своих сел и городов добирались солдаты из уже оккупированных областей Украины и даже с севера Крыма, где была разбита 51-я армия. При себе они имели отпечатанные на типографских бланках пропуски. А, когда добирались до дома, обязаны были зарегистрироваться в комендатуре, сдать форму и вооружение. Большинство тех, кто эти требования выполнил, позже все равно арестовали и отправили в лагеря...
Всего в Крыму насчитывалось около ста мест принудительного заключения для гражданских и военнопленных. Иногда для лагерей выбирали места с уже имеющимися строениями — например, сельхозпостройками, хозяйственными зданиями.
По пути переброски колонн военнопленных устраивали временные лагеря. Обычно это был клочок земли, обнесенный колючей проволокой, с постами охраны. Без еды, воды и медицинской помощи военнопленные в них просто умирали.
Часто фашисты просто «решали вопрос» на месте, не утруждаясь отправкой в лагеря. Так, в спецсообщении на имя наркома внутренних дел КрымАССР Каранадзе упоминается судьба участников Судакского десанта, который прошел в январе 1942 года. После эвакуации части десантников, в городе и окрестностях осталось около 900 раненых красноармейцев и командиров.
Немцы вместе с «помощниками» из добровольческих батальонов захватили их. «Учинили дикую зверскую расправу над ранеными: раздели их догола выкололи глаза, на теле вырезали пятиконечные звезды, а затем, собрав всех 900 человек на берегу моря — расстреляли», — говорилось в сообщении.
В акте о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Керчи есть показания жительницы поселка Самострой Прасковьи Герасименко. Она описывала самый обычный лагерь... «Согнали много солдат и офицеров. Раздетые и разутые люди умирали от голода и холода. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирались несколько дней... Пленных избивали прикладами, плетками, кормили помоями. Жителей, передававшим хлеб и пищу, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачу, пристреливали».
Люди, приходившие к лагерям или пытавшиеся сунуть проходящим колонной военнопленным съестное, рисковали жизнью. Степанида Курганская из деревни Митрофановка Сейтлерского (ныне Нижнегорского) района сообщила, что так была убита ее мать. Женщина передала красноармейцу хлеб и воду. Немецкий солдат заметил это, подошел и убил ее и пленного.
Из дневника жительницы Симферополя Ольги Жданович (Драгановой):
«17 марта 1942 г. Пленные идут на работу и просят хлеба, большинство опухшие. В шапки пленным кладут кусочки разной пищи, т.к. сами большинство недоедает.
3 декабря 1943 г. Вчера привезли военнопленных из-под Керчи. Они стояли у Клингородка и пили воду из лужи... Население принесло им воды и пищи. Румыны били их прикладами и отнимали у них одежду, пояса, перчатки, а им давали рубища. Командный состав был пока одет в своей одежде».
Слышали крики
В первых числах июля 1942 года завершилась оборона Севастополя. По разным данным, в плен попали 70-95 тысяч защитников города. Колонны пленных с последних рубежей обороны гнали через Севастополь. Тех, кто не мог идти, убивали на месте.
Павлу Лунину, начальнику службы связи городской ПВО, повезло дойти до городской тюрьмы. «Весь двор был забит военнопленными, — вспоминал он. — Их было несколько тысяч и каждое утро они же выносили на палатках трупы своих умерших товарищей. Ежедневно умирали десятки людей».
В штольнях у поселка Инкерман находились подземные госпитали, раненых оттуда вывезти не успели. Местные жители Константин и Евдокия Сухинские, Антон Гапличный, Анна Забияка, Екатерина Деева и другие, рассказали о том, как фашисты подожгли штольни.
«Мы слышали душераздирающие крики, плач, вопли о помощи, но ничем помочь не могли, — вспоминали они. — Так как вокруг штолен находились пьяные орды немецко-румынских варваров, хладнокровно наблюдавших гибель беззащитных советских людей. После пожара в штольнях мы видели большое количество обгоревших трупов. Всего там погибло 3000 советских граждан: женщин, детей, а также раненых бойцов и офицеров Красной армии и флота».
Федор Гребенюк пас скот у лагеря в Инкермане. «Ежедневно виде, как после утренней поверки пленных делили на группы в 30-40 человек, выводили из лагеря и на расстоянии 400 метров расстреливали по одному, — описывал он.
«Перед расстрелом пленных заставляли рыть себе могилы, затем каждого ставили на колени и стреляли в затылок из винтовок».
Лагерь в поселке Новая Земля: только за 2 и 3 июля 1942 года здесь было убито и замучено около 300 человек.
В лагере в зданиях бывшего полуэкипажа ЧФ с ноября 1942 по апрель 1943 года каждое утро фиксировалось 20-30 погибших от голода, ран и болезней. В районе холодильника продбазы севастопольцы видели, как военнопленных забивали палками, а потом закапывали здесь же, в ямах. Некоторые из тех, кого туда бросали, подавали признаки жизни. После освобождения города на этом месте были проведены раскопки, было обнаружено примерно полторы сотни скелетов.
Это только малая часть историй об истреблении военнопленных...
Из показаний свидетеля, севастопольца Леонида Дубиковского:
«В Севастополь на железнодорожный вокзал прибыл эшелон, примерно 20 вагонов тяжело раненых русских военнопленных... Эшелон подали в порт.
Мне было известно от одного болгарского старшины этой баржи, что в трюме находится наш русский трофейный артиллерийский порох... После погрузки военнопленных баржа была закрыта люковыми крышками и вскорости после погрузки — перед утром, точно время не знаю, на барже, стоявшей в 100-150 метрах от моего места работы, произошел сильный взрыв с большим пламенем. И я увидел, что горела баржа с военнопленными. Оттуда доносились сильные стоны и крики... Вся местность вокруг горевшей баржи была оцеплена усиленной охраной фельджандармерии и никого к этой барже не допускали».
Опыты и инъекции
Среди рассекреченных в последние годы документов есть сведения о том, что происходило в бывшей 1-й Советской больнице в Симферополе, где немцы устроили лазарет для своих раненых. Здесь содержали группу военнопленных для хозработ — примерно 30-35 человек.
По указанию начальника лазарета Эйкорна периодически их использовали в качестве доноров. В заключении заместителя военного прокурора 4-го Украинского фронта Паперно, который собирал и исследовал материалы о зверствах фашистов, есть показания медсестры лазарета Ольги Солодовниковой.
«Кровь брали без согласия военнопленных, — пояснила она. — Мне известен случай, когда у одного военнопленного начали брать кровь вторично, и он отказался. Тогда немец-врач ударил его, после чего он вынужден был дать кровь».
Из группы «хозрабочих» брали военнопленных для экспериментов по эпидуральной анестезии. Людям вводили препараты, чтобы выяснить, насколько безопасен и действенен такой наркоз.
«Делали уколы в позвоночник, что отрицательно действовало на конечности ног», — показывала другая медсестра, Надежда Рассолова.
В лазарете собралось, помимо начальника, еще несколько «энтузиастов от науки». Так, обер-артц, начальник прозектуры Готфрид Гюнтер, в прошлом доцент Берлинского университета, имел несколько групп подопытных. Одну держал в подвале на территории лазарета. Людей выдерживали на безбелковой и бессолевой диете, а затем анатомировали умерших и живых — чтобы выяснить, какие изменения произошли в почках. Вторая «почечная» группа Гюнтера находилась в симферопольской тюрьме. Третья — подопытные для изучения инфекционных болезней, в одном из помещений Медицинского института.
Заместитель Гюнтера, Оскар Шульц, изучал сосуды шеи, препараты делал из умерщвленных или умерших военнопленных.
На окраине Симферополя — доподлинно место еще не установлено, находился лагерь для военнопленных с лазаретом. О том, что происходило в этой «больничке», рассказывал немецкий врач Эбергард Мартин Мюллер. Сразу же после вступления в должность он получил письменный приказ о необходимости... умерщвлять тяжело раненых. Уничтожение военнопленных должны производить путем введения в вену препарата морфия и перекиси водорода», — вспоминал Мюллер. Всего за время его работы в лагере так были убиты 900-1000 человек. До его прибытия — не менее 1,5 тысяч.
Назначали смертельные уколы немецкие врачи. Для них тяжелораненые военнопленные были не людьми — обузой.
