Камышлы — это не потому, что окрестности густо заросли камышом. Название селу дало ремесло, столетиями кормившее жителей. Здесь, под Севастополем, мастерили когда-то конскую упряжь — «камут» на языке крымских татар. Село зажато между двумя склонами холмов. Колодцы всегда полны водой, но центрального водопровода нет, как и газа. Из всех благ цивилизации — электричество. Всего здесь постоянно живет около 50 человек.
«Дяденька, возьмите на фронт»
На одном из домов висит табличка: «Фельдшерский пункт». Но вывеска — что-то вроде кивка в светлое будущее: мол, потерпите, когда-нибудь он здесь, возможно, и откроется. А в доме живёт 93-летняя Шевкие Абибуллаева. Когда-то именно отсюда, из Камышлы, она отправилась на войну.
В 1941 году Шевкие было всего 16 лет, она закончила 7 классов, училась в аграрном техникуме в немецком поселке Цюрихталь. Знала немного немецкий, была уверена, что ей место там, где сражаются с фашистами. С началом войны пришлось вернуться в Камышлы, здесь расквартировали 3-й морполк, и Шевкие буквально взяла в осаду командира, чуть ли не каждый день подходила: хочу с вами воевать. А получив привычный отказ, решала, что завтра снова придёт.
А тем временем «немец попёр», требовались люди. Шевкие стала помогать врачу, прошла курсы, стала медсестрой. Через какое-то время, рассказывает она, к селу отступила 25-я Чапаевская дивизия, с которой соединился морполк.
«Все мои родные уже были на войне, — вспоминает Шевкие. — В селе остались лишь старики и дети. Нас, детей, в семье было четверо, жили вместе с мамой у дедушки. Мне казалось, что не здесь моё место, что я могу пользу принести. Красноармейцы, слышавшие, как я упрашивала взять меня на фронт, пугали: мол, струсишь, как только снаряды начнут рваться, панику устроишь. Но я своего добилась».
Ах, если бы рвавшиеся, то вдалеке, то совсем близко, осыпая землёй и каменной крошкой снаряды, были самым страшным, что довелось повидать шестнадцатилетней девочке! А боец с раскроенным черепом, возле которого она отчаянно хлопотала, будто надеясь, что он ещё жив? Или красноармеец с развороченным животом, кричащий беззвучно — будто сил уже не осталось на крик, а может, он теряется в грохоте боя... А среди ещё живых, убитых и тех, кому надо помочь, ползёт Шевкие.
Немцев сдерживали, случались дни, когда отбрасывали, а потом снова приходилось отступать. Часть, где служила Шевкие, вырвалась из окружения. Её направили в Инкерманские штольни, в подземный госпиталь. Туда же «ушли» важные предприятия, от завода, где делали снаряды, до хлебзавода.
«По-русски я не очень хорошо говорила, случались из-за этого забавные ошибки, — вспоминает Шевкие. — Как-то услышала от командира: «взять «языка». Думаю: зачем кого-то за язык хватать? Кстати, меня как раз из-за того, что плохо знала русский, под Инкерманом однажды задержали свои же. Я не смогла произнести правильно пароль. Как сейчас перед глазами стоит: чуть не плачу. Пытаюсь объяснить постовому, что нужное слово знаю, а произнести не могу… И смех, и грех. А могло ведь всё гораздо хуже закончиться».
В тех боях за Севастополь Шевкие Абибуллаева подожгла немецкий танк, за что была удостоена медали «За отвагу». Продолжала выполнять свои сестринские обязанности. А потом Инкерманские штольни пришлось оставить — вместе с остававшимися в госпитале тяжелоранеными. Все они погибли при подрыве базировавшегося там же склада боеприпасов.
В колонне пленных
Оставшиеся защитники Севастополя стекались к 35-й береговой батарее. Небольшие группы подошли к маяку на Херсонеском полуострове. Несколько человек вместе с Шевкие спряталась в пещеру у берега на мысе Феолент. Сидели раненые, голодные, без воды. Девушку отправили разведать обстановку — если что, рассуждали, то её не тронут. Откуда им было знать, что женщин-военнослужащих, от медсестёр до связисток, убивали в первую очередь? Шевкие, высунувшись из пещеры, сразу же наткнулась на немцев. Те приказали подниматься остальным. Так и попали в плен. Скорее всего, от расстрела на месте девушку уберегло огромное количество пленных: некогда было разбираться с ней. В своих мемуарах Эрих фон Манштейн, командующий 11-й армией, писал о 97 тысячах пленных, хотя российские историки считают цифру завышенной — в неё включили и захваченных гражданских, которые тоже скопились на мысе Херсонес.
«Военнопленные шли колонной, а вдоль улицы стояли севастопольцы, выкрикивали имена и фамилии, пытаясь разыскать своих родных, — вздыхает Шевкие. — В какой-то момент мне и ещё нескольким пленным удалось выскользнуть из колонны, спрятаться в толпе, конвоиры были довольно далеко, не обратили на нас внимания».
Незнакомая женщина спрятала беглецов у себя, нашла для них гражданскую одежду. Через пару недель решили уходить к партизанам. То, что Шевкие — местная, помогло обойти посты, выбраться к Байдарам, и дальше, в лес.
В партизанском отряде Шевкие пробыла до самого освобождения Крыма в 1944 году. Там она встретила комиссара 35-батареи, который предложили ей вернуться в минометный дивизион, освобождать Севастополь. Шевкие снова увидела ту самую батарею, скопление людей на берегу — только теперь в плен там брали немцев.
9 мая стал свободным Севастополь. А 18 мая Шевкие узнала, что её родных депортировали. Узнала, что повезли в Узбекистан, решила разыскивать. Села без билет на поезд, рассчитывая, что ей, как фронтовичке, положен бесплатный проезд. Но с поезда девушку сняли, а когда узнали, что она — крымская татарка - отправили в лагерь. Не помогли ни военные заслуги, ни награды.
«У меня не было никакой статьи, не было суда, — объясняет ветеран. — Я просто жила с заключенными и работала там. Потом начальство всё-таки отправило запросы, выяснилось, что я фронтовик, где я служила. Прошло, наверное, три месяца, прежде чем меня отпустили. Тогда я продолжила поиски матери. Меня отправили вместе с эвакуированными больными тифом в Ташкент. Я и сама заболела тифом, еле жива осталась. Маму, а ещё сестру и бабушку, всё же нашла».
Увидеть Крым она смогла, только когда из мест ссылки стали возвращаться депортированные. Вернулась в Камышлы, сама построила глинобитный домик. Ей выделили квартиру в Севастополе, но Шевкие Абибуллаева не представляет, как может она покинуть родное село. У неё уже четыре внука и 12 правнуков, одна из дочерей и внучка — рядом, живут все вместе.
«Расскажите про нас, — просит она. — Про тех, кто воевал, кто выжил». Какой-то частью себя она всё ещё на войне: записывает свои воспоминания, других фронтовиков, собирает предметы военного времени — получился музей Чапаевской дивизии. Говорит, что и её долг — рассказать. В память тех, кто с войны не вернулся