18 мая – День памяти жертв депортации. Из Крыма в период с 1941 по 1944 гг. было насильственно переселено в различные регионы СССР 270 тыс. человек, почти 190 тыс. из них – представители крымско-татарского народа.
Долгая дорога Айрие
«Погадать на кофейной гуще?» Айрие Багишева поднимает мою чашку, вглядывается в разводы. Конечно, в будущем всё будет хорошо, а трудности, если появятся, то такие, с которыми обязательно справлюсь. Вот ей, её маме и четырём сёстрам никто не смог предсказать многих лет испытаний, голода, отчаяния.
«Помню, как началась война, отец колхозник ушел на фронт, — начинает свою историю Айрие. — Мы остались одни — я, мать и мои сестры. Дома было хозяйство: скотина и куры, огород, со всем справлялись сами. Рядом с селом (небольшое село Монтанай, когда-то находилось за Евпаторией, - прим. ред.) были позиции военных, помню, носили им продукты. Их задача была: сбивать бомбардировщики, которые летели в сторону Симферополя и Севастополя. В Севастополе оказался мой отец, там он и погиб. Как, где, мы так и не узнали.
А село немцы заняли без боя. Первым делом, они принялись искать евреев. Помню, мой дядя прятал двоих детей в большой плетенной корзине. Как удалось им бежать не знаю, но они остались живы. Сейчас им, наверное, уже седьмой десяток идет. Хотели потом разыскать их, но не удалось».
Не удалось Айрие получить образование: шла война и о детях никто не задумывался. Нужно было работать и ждать освобождения. «Мы так радовались, когда пришли советские войска, — вспоминает Айрие. — 18 мая утром — стук в дверь, в доме солдаты с оружием, что происходит, никто не может понять. Никто не верил до последнего момента, что нас выселяют».
Мама Айрие успела взять с собой швейную машинку, а многие соседи даже не успели собраться, они ехали рядом с ними в полуторке. «Всего туда поместилось пять семей, все плакали, собаки бежали за машиной и выли, – вспоминает женщина. – Привезли на евпаторийский вокзал, под конвоем погрузили в вагоны для перевозки скота, в которых были сколочены полки. На них и спали. Дорога была долгой, но в этом в вагоне никто не умер. Ели то, что успели с собой захватить, посуды практически ни у кого не было. Выстраивались у щели в стене — подышать воздухом».
Айрие-ханум закрывает глаза, отмахивается и восклицает: «Не хочу вспоминать!». Но потом начинает перечислять места, куда их переселяли: небольшие городки под Ташкентом, совхозы в районе Чирчика, шахты возле Ангрена. Условий для жизни никаких, часто это были старые бараки или заброшенные дома без отопления. «Никто не болел, я спала в одной фуфайке на сыром полу и даже не простудилась», — удивляется она.
Но холод это последнее о чем думали взрослые и дети, голод беспокоил больше. Первое время ели зеленые фрукты, которые только приобретали свою форму, в ход шел любой «подножный» корм. Нужны были деньги, сестры копали водные каналы, каждая из них получала в месяц по три рубля. Тут и пригодился талант Айрие, она отлично знала крымские песни, некоторые военные, с этим репертуаром она выступала в поездах. И если удавалось пробраться в офицерский вагон, то это считалось успехом.
«Помню, мне один офицер десять рублей дал, — улыбается Айрие. — Сказал: мальчик спой песню! Я тогда переодевалась мальчиком. Его растрогало, как я спела, он и дал мне десять рублей. Это было что-то невероятное. Я схватила их — и бежала, бежала, чтобы никто не увидел. Я, маленькая девочка, была кормилицей семьи. Это было опасным делом: если тебя поймают за пределами спецпоселения, это — нарушение комендантского режима. Людей ссылали за это в Сибирь, и моя мать могла пострадать».
Однажды Айрие всё-таки поймали, расспрашивали, кто такая, она сказала, что казанская татарка. Её отправили в детский дом, из которого она сбежала через несколько дней.
День памяти жертв депортации в Крыму | Фотогалерея (18.05.2016)
День памяти жертв депортации в Крыму | Фотогалерея (18.05.2016)
В 14 лет она уже работала на шахте в Ангрене, на подъёмной ленте, ни одного дня не провела в школе. Но имеет 46 лет трудового стажа. Со временем семью нашел дядя-фронтовик, семья перебралась в Чирчик.
Там Айрие познакомилась со своим мужем. Как это раньше бывало, родители посоветовались — и сосватали детей. Свадебным подарком был платок, который до сих пор не потерял своих красок. Они построили дом, вырастили трёх детей, за которыми однажды Айрие вернулась домой, в Крым. И не жалеет, что пришлось бросить в Узбекистане многое, что было нажито, что снова пришлось начать жизнь заново. И радуется, что её 15 правнуков на свет появились в Крыму.
«Оставь…, а то буду стрелять»
С каждым годом остаётся всё меньше людей, которые могли бы сказать: «я видел», «я там был», «я это пережил». Эдие Муслимова, крымский издатель, не один год собирала воспоминания людей, покинувших не по своей воле Крым 18 мая 1944 года.
Альмешерфе Хутмерова, жила в Судакском районе:
«Мама только родила, ребёнку восемнадцать дней. Все забегали, раскидали по дому тряпки, выбирая самое необходимое. В чашке подошло тесто. Стараясь взять в дорогу хоть немного хлеба, это тесто кусками разложили прямо на плите…
Велели грузиться и нам, взять из вещей практически ничего не разрешили. Родители кладут в кузов, а солдаты выкидывают. Видя такой ужас, мама в голос зарыдала. Особенно рьяно в своей жестокости старался один рядовой солдат, который из кожи вон лез, отбирая вещи. Видя это, офицер (дай Бог ему здоровья, если он жив), отозвал солдата в сторону и направил его куда-то с поручением, а потом подошёл к матери и сказал: «Слушай, мать! У тебя 15 минут, выпотроши все матрацы и подушки, а наволочки замотай на детей под одежду, на месте набьете чем-нибудь». Мать и сестра быстро стали наматывать все тряпки на нас, детей, и на себя, удалось таким образом взять с собой несколько новых отрезов, которые спасли нас в первое время от голода».
Ленура Кадырова, жила в Бахчисарае:
«Папа взял меня, сестру и мы побежали домой. Он взял у соседей тачку, мы загрузили имевшуюся одежду, кастрюлю жира и немного крупы. Когда вернулись на вокзал, там уже в вагоны загоняли плачущих детей, стариков, женщин. Не помню, сколько дней мы были в дороге. Не хватало воздуха, воды, туалета нет. Кормили нас раз в сутки какой-то похлёбкой, которую невозможно было есть. Когда папа полез в мешок разобрать вещи, то увидел, что он полон «игрушек» (остатки битой посуды, тряпичные куклы и т.п.) – это мы с сестрой взяли в дорогу. Он всё выбросил».
Зейнеб Куртвелиева Зейнеб, жила в Карасубазарскои районе:
«Рано утром, когда мы еще спали, в дом зашли советские солдаты и крикнули: «Вставайте, будем вас выселять. На сборы даем 15 минут». Мама не успела ничего взять, только запеленала сестричку. Нас, всех жителей, собрали в один большой сарай и продержали там одни сутки. Утром рано приехали автомашины, нас погрузили в них и привезли на станцию Сейтлер. Я не помню, сколько суток мы ехали. Когда поезд останавливался на станциях, в маленькие окошечки вагона с улицы бросали какой-то порошок, и мама нам закрывала носы, чтобы мы не дышали этим порошком. Многие умирали, мертвых выбрасывали из вагонов».
Сейяр Аблялимов, жил в Сакском районе:
«Пока мы ехали по территории Крыма, дверь вагона была закрыта, за Перекопом дверь открыли и не закрывали до самого конца. Мы были разутые, раздетые, без продуктов, охранник расспросил нас о родителях, и вскоре раздобыл где-то немного муки. Сестра Айше готовила тесто, на остановках я присоединялся к взрослым и на куске жести на огне пек лепешки».
Ридван Бекиров, жил в Балаклавском районе:
«Родители успели взять постельные принадлежности и немного продуктов. Сестры взяли кое-какие вещи, я же схватил школьную сумку и наполнил ее книгами. Мать хотела взять ручную швейную машинку, но офицер начал ее материть и кричать: «Оставь… , а то буду стрелять». Около 9 утра на сборном пункте нас нашла корова, которую мы отвязали перед тем, как выйти из дома. Она подошла к маме и начала ее лизать. С вымени текло молоко, а из глаз – слёзы. Мама обняла свою любимую кормилицу и горько заплакала. Сестра Халисе с разрешения работников НКВД подоила корову, и мы в последний раз выпили молоко нашей коровы».