Белые пятна, «бывшие» люди. Зачем в Крыму устроили красный террор

14 ноября 1920 года в Севастополе закончилась погрузка судов, увозивших Русскую армию и гражданских. 15 ноября они прибыли в Ялту, где на борт поднялись желающие покинуть Крым. В этот же день флот выдвинулся в Феодосию. 16 ноября в Керчи суда приняли отставшую от общего потока 1-ю кубанскую дивизию и местный гарнизон.

   

   

Об уроках прошлого, которые нам нужны в настоящем, крымской истории и последствиях революций «АиФ-Крым» поговорили с исследователем и писателем Дмитрием Соколовым.

Точка отсчёта

Это не было бегством. Но — эвакуацией. Исходом. На корабли грузили раненых из прибывших эшелонов, войска отходили в продуманном порядке. От севастопольской Графской пристани отчалил катер генерала Петра Врангеля и обошёл готовые к отходу суда. И прозвучала его речь со словами: «Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю...»

Исход — это событие, которое поставило точку в вопросе: «Чей Крым?». И надолго разделило живших на полуострове людей на явных сторонников новой власти и тех, кто хоть как-то был отмечен старой: службой, происхождением, социальным положением.

Наталья Дрёмова, «АиФ-Крым»: Если представить, что вы оказались в Крыму в ноябре 1920-го, после исхода армии Врангеля, где бы вы точно не хотели оказаться?

Дмитрий Соколов: В любом из городов. Это были самые опасные места: там либо ты проявляешь чудеса изворотливости, избегая «внимания» желающих грабить и убивать, либо присоединяешься к победителям. Уходил бы в сельскую местность: её в меньшей степени затронул террор. И до определённого времени, до начала голода, охватившего весь полуостров, там проще было прокормиться. Несколько месяцев там бы стоило провести. Или в какой-нибудь рыбацкой деревушке на берегу моря, на отшибе. К маю 1921-го Советская власть объявила амнистию, террор в своём прежнем виде — явный, в крайней мере жестокости к «бывшим», сворачивался.

— Правда ли, что период крымской истории с 1917 по 1941 год изобилует «белыми пятнами», почти неизученными эпизодами?

   

   

— Я стараюсь делать так, чтобы этих «белых пятен» стало меньше. Но всё-таки у наших учёных этот период не очень популярен. Неоценимый вклад в его изучение внёс известный крымский историк Вячеслав Зарубин. Его монография о Гражданской войне в Крыму, написанная в соавторстве с братом Александром, может считаться краеугольным камнем при изучении событий того времени.

— А вы как «заболели» историей?

— Под «занавес» Советского Союза в СМИ пошёл прямо поток разоблачений, рассказывалось очень много о преступлениях сталинской эпохи, забытых и малоизвестных эпизодах истории. И вот тогда у меня проскакивало: интересно пишут и говорят про Москву, Ленинград... А Крым? Что же тогда было в Крыму? А вот когда уже поступил в университет, многие профильные предметы заставляли сравнивать действительность с советскими реалиями. Перед окончанием вуза попалась мне в руки книга о красном терроре, изданная группой «Реабилитированные историей». Поразила меня вступительная статья о красном терроре в «послеврангелевском» Крыму. Заинтересовался, стал сам собирать информацию из доступных источников — так появилась первая книга.

— Сейчас у людей — что удивительно, довольно молодых, есть некая ностальгия по советскому прошлому, которого они не знали...

— Выходит довольно много работ, посвящённых советскому прошлому, причём многие сосредоточены на всём позитивном, что было в СССР. Отсюда и мода с лозунгом: «Вернёмся в ту страну».

Но людям всё-таки надо давать полную картину, показывать все стороны жизни этого прошлого. Я это как раз стараюсь делать, исследую ту сторону, которая имеет мрачноватую репутацию. Но и позитивные факты в моих работах занимают свои места.

Равнение по-советски

— Недавно вышла ваша книга «Красный террор. Евпатория 1918-1921». Какие вошедшие туда факты вас поразили больше всего?

— Пожалуй, значительная часть книги из них и состоит. К уже известному добавлены важные детали, можно проследить судьбы разных людей, ознакомиться с интересными документами. Но поразило меня то, как в «послеврангелевском» Крыму освещались события. Пресса, я бы сказал, непринуждённо писала о расстрелах и других неприглядных вещах. А ещё шла настоящая кампания по расчеловечиванию части общества. Газета «Известия военно-революционного комитета в г. Евпатории и уезда», например, в стихах описывала «недостойных»:

«Разных мастей обыватели,
Экс-полковники и генералы,
Даже прапоры и адмиралы,
Спекулянты, купчишки...»

Эта кампания готовила «общественное мнение» в свете грядущих репрессий и чисток. Раз «бывшие» — значит, не люди. Значит, убийство их преступлением не является. Лишение крыши над головой и средств к жизни — тоже.

— Зачем Советской республике, которая была уже государством со сформировавшимися правовыми структурами, устраивать террор на новой территории, в Крыму?

— Во-первых, у этой власти был негативный опыт амнистии «бывших», привлечения на свою сторону — а затем бунты, организованные «прощёнными» людьми. Во-вторых, на территориях, которые долго находились вне влияния Советской республики, требовалось привести население «к общему знаменателю». Я рассматриваю красный террор не как некую репрессивную акцию, придуманную специально для Крыма. Это — один из многих инструментов того самого «подравнивания».

Победители пришли туда, где недавно действовала совсем другая система государственных, экономических, социальных, правовых отношений. Всё это следовало сломать в кратчайшие сроки и привести к тому, что существовало в Советской республике.

— В Крыму были люди, которые при «белых» боролись за Советскую власть: им нашлось место?

— Показательно то, что к ним относились... негативно. Борцы свою роль сыграли и при налаживании мирной жизни были не нужны. В лучшем случае они оставались на третьих ролях, в худшем — сами подвергались репрессиям.

— У вас получается беспристрастно оценивать факты при написании ваших книг и статей? Или всё-таки кренит на сторону «красных» или «белых»?

— Изо всех сил стараюсь сохранять объективность. Но, если честно, всё-таки чаще себя соотношу с «белыми». Объясню. По образованию я юрист. Как правовед и человек, работавший в сфере, связанной с защитой прав человека, я вижу, что в государственности «белых» — при всех перекосах военного времени, несовершенстве, случаях откровенного произвола — было здоровое начало. В том числе и созидательное. Давайте вспомним, например, что университет в Крыму появился в разгар Гражданской войны, при «белых».

А в основе «красной» государственности — жёсткая диктатура. Права человека даже как некая абстракция фактически не существуют. Роль человека низведена до «винтика» огромной машины. Жизнь — некий материал для неё.

Во все времена и во всех странах, где произошло насильственное смещение действующей власти, выстраивалась именно такая модель. С множеством ограничений и запретов, преследованием инакомыслия, религии. Разница может быть только в масштабах преследований.

Это уже было!

— Очень многое из того, что происходило в Крыму после второй половины ноября 1920 года — просто зеркальная картинка событий на Украине...

— Общее действительно есть. Что тогда в Советской республике, что сейчас на Украине мы видим революционный экстремистский режим, который пришёл к власти путём государственного переворота. И свою правоту навязывает инертному большинству силой штыков и опорой на радикалов.

Конечно, у большевиков и у нынешнего киевского режима идеологические компоненты разные. Но вот в плане методов и деструктивной духовной составляющей сходство очень даже прослеживается.

— Вы упоминали и кампанию по расчеловечиванию 1920 года: на Украине её ведь тоже взяли на вооружение?

— Да, больше ста лет назад в праве считаться людьми отказывали по сословному признаку, а на современной Украине — по национальному. Нет там сейчас преступления страшнее, чем быть русским, говорить по-русски.

— Сколько времени должно пройти, чтобы «вылечить» Украину?

— Об этом можно говорить после того, как будут достигнуты цели и задачи СВО. Тогда наши специалисты пропишут рецепт. Опыт по «лечению» нацизма и радикального национализма есть, в Германии по окончанию Великой Отечественной войны проводилась работа по денацификации. Можно его применить — с поправкой на реалии XXI века и местную специфику.

— Как вы считаете: почему нам нужно помнить о Гражданской войне, о том, что случилось после её окончания?

— Мы сейчас видим, как вытаскиваются из прошлого многие методы воздействия на людей. Сталкиваемся с противодействием мировоззрений. Всё это уже было. И мудрость в том, чтобы знать, что противопоставить всему этому.

В революцию Россия скатилась после Первой мировой войны, когда в общество было «выплеснуто» множество людей, готовых к насилию и восприимчивых к левоэкстремистским идеям. Те предлагали очень простые способы решения социальных и экономических проблем: живёшь плохо — убей буржуя, и у тебя будет всё хорошо.

Мне кажется, этот урок государством усвоен, с проявлениями экстремизма, попытками разделить наш народ по любым признакам, борьба идёт жёсткая. Теперь ещё бы усвоить его самим людям.