Ровно за год до всенародного праздника, 9 мая 1944 года, в переданной по радио сводке с фронта прозвучали слова об итоге трехдневных наступательных боев наших войск: «Штурмом овладели крепостью и важнейшей военно-морской базой на Черном море — городом Севастополь».
«АиФ-Крым» вспоминают, каким был Севастополь в первые дни освобождения.
Камни, пепел, железо
Путь к городу лежал через Сапун-гору. Ее можно было бы назвать крепостью в городе-крепости. Здесь немцы соорудили многоярусную защиту, расположили множество оборудованных огневых точек и укрепленных позиций для орудий. С восточного склона высота вообще считалась неприступной — там голые отвесные скалы. И все-таки Сапун-гора была взята штурмом за день.
«Сожженная трава, истолченные в порошок камни, пепел, железо, бесчисленные воронки — таковы следы ударов наших летчиков и артиллеристов, — описывал эту картину специальный корреспондент «Красной Звезды» майор Коротаев. — Много трупов немецких солдат и офицеров, взорванные доты, брошенные орудия и пулеметы — яркая картина разгрома немецкой группировки».
А вот как увидел город военкор «Правды» Леонид Соболев: «Справа на скалах лепились крохотные домики Корабельной стороны, зияющей темными пятнами сгоревших кварталов: лишь изредка радовали глаз целые крыши и садики. Слева, на зеленой высоте Исторического бульвара виднелось здание «Севастопольской обороны». Издали оно казалось целым, но обугленный каркас купола чернел на небе острыми прутьями, торчащими как иглы тернового венца — знака страдания и мук... Гудели в небе штурмовики, идущие на Херсонес, грохотала за Рудольфовой горой артиллерия, добивая там немцев. На высоких развалинах алели флаги, поставленные ворвавшимися ночью в город первыми нашими бойцами».
На южную сторону города, к Лабораторному шоссе, наши войска вошли настолько быстро, что немцы не успели выполнить запланированный подрыв электростанции. Бежали, бросив полевую кухню и технику. И — повсюду: на дороге, в палисадниках, во дворах, у бухты — тела немцев.
Чем ближе к центру — тем больше разрушений. В Севастополе более-менее уцелели здания и частные дома на окраинах. А центр города — сплошные руины. Кстати, небезопасные: их, несмотря на панику последних дней, немецкие саперы вдумчиво и планомерно минировали. Памятники Нахимову, Корнилову и Лазареву, украшавшие центр, погибли еще при обороне города.
9 мая 1944 года на улицах уже, можно сказать, было многолюдно — насколько это вообще возможно в городе, где население уменьшилось в двенадцать (!) раз по сравнению с довоенным. Люди выходили навстречу движущимся колонам солдат. Несли воду, женщины подбегали с охапками сирени, ветками вишни — в израненном, разрушенном городе была весна и цвели уцелевшие кустарники и деревья...
«Возле Сеченовского института стоит женщина, худая, с желтым лицом и в деревянных сандалиях на босых ногах, — вспоминает одну из встреч военкор газеты «Правда» Вадим Кожевников. — «Нет, я вовсе не сумасшедшая. Я сейчас немножко такая... Правда, я думала, что сойду с ума, а потом привыкла. Мы здесь с дочкой Ниночкой под домом жили, дома-то нет, но он был, мы в котельной жили, ели зерно сухое. У меня муж моряк, они меня за это убить хотели, я пряталась. Вы не обращайте внимания на то, что я такая растерянная. Я мужа ищу, старшина он, Михайлов фамилия».
Цифры
По данным докладной записки «О состоянии городского хозяйства Севастополя» от 20.05.1944 г., в городе уцелело:
- 183 муниципальных жилых домов из 980,
- 8 административных зданий из 22,
- 15 зданий хозяйственного назначения из 320,
- 820 частных домовладений из 5080.
Населения сразу после освобождения насчитывалось чуть более 10,78 тыс. человек, в июне 1941 г. в городе было зарегистрировано свыше 137 тыс. человек.
Уцелел каждый 12-й
Люди появлялись из развалин, подвалов, пещер. В первые дни освобождения Севастополя во всех газетах были опубликованы полные боли рассказы жителей города о том, как они выживали. Рассказывали об изгнании из своих домов жителей нескольких приморских улиц. О расстрелянных и повешенных, о лагерях, куда сгоняли «для трудовой повинности». О схваченных накануне эвакуации немецких и румынских войск жителях — их грузили на баржи и верхние палубы транспортов, чтобы служили «живым щитом» при авианалетах.
«Чего только не делали люди, чтобы избежать немецкой «эвакуации», — писал об этом в газете «Красный Крым» В. Вихров. — Люди замуровывали сами себя! Плановик Нарпита Грузинская прожила в замурованном подвале долгие дни. Семидесятилетняя старуха-мать просовывала ей пищу и воду в маленькое тайное отверстие. 20 дней, с 20 апреля по 10 мая 1944 года, просидел в замурованной нише инженер Лунев».
С 9 мая характерной особенностью Севастополя стали... исписанные стены. Те, что в «проходных» местах, у дорог — где легко можно было увидеть выведенные строчки. Оставляли автографы и надписи солдаты-освободители. Местные жители, в надежде, что среди них окажутся родные люди, писали, что живы, и где их можно найти.
«Офицер П. Евгеньев — севастополец, — описывала возвращение в родной город одного из военных газета «Красный Крым». — На месте его дома по улице Фрунзе, 11, остались развалины. Молодому офицеру кто-то из жителей передал букет сирени. Он прикрепил его к уцелевшему порталу окна и написал на стене: «Аня, был у твоего дома. Пусть эта сирень смоет твои слезы».
Развалины Панорамы тогда стали импровизированной «летописью» о преступлениях фашистов. В газете «Красный черноморец» 13 мая вышла статья, где упомянуты некоторые надписи:
«Здесь наверху я в последний раз махнула платочком Жоре, когда уходил поезд. Прощай, Жорик! Что ждет тебя в Германии? 1943».
«Смерть фрицам за то, что надругались над военнопленными и сожгли их в барже 4.1.44».
«За что они убили мою Лидочку, за что? Клавдия С.»
Живые искали живых и пытались узнать больше о тех, кого не стало.
9 мая Севастополь стал нашим. Но очаги сопротивления фашистов еще оставались. Как вспоминал переживший оккупацию города электросварщик Николай Цыбульский, со стороны Камышовой бухты вечером еще летели редкие снаряды. «Части Красной Армии, освободившие Севастополь, дали боевой салют со всех видов оружия.
Стреляли тысячи... винтовок, автоматов, ракетниц, пулеметов, орудий. Разноцветные трассы пуль и снарядов автоматического оружия бороздили вечернее небо. Только раз в жизни можно было видеть такое зрелище».
Уже на следующий день в городе заработали пекарни. На столбах появились репродукторы, под которыми собирались люди, когда передавали сводки с фронта. К 13 мая организована больница и две поликлиники, работала водонасосная станция, 14-го запустили электростанцию. Заработала почта, в море вышли рыболовецкие артели.
Город оживал.
Последний вылет
9 мая 1944 года последний боевой вылет совершил бомбардировщик Ил-4 24-го гвардейского полка 50-й авиадивизии 6-го авиакорпуса. Командир — лейтенант Михаил Голубев, штурман Федор Кичайкин, стрелок-радист Александр Кузнецов, воздушный стрелок Константин Васильев.
Около двух часов ночи самолет заходил на цель — немецкие корабли в Казачьей бухте — но был сбит. Спуститься на парашюте смог только штурман, а потерявший управление Ил-4 рухнул в море. Самолет обнаружили на дне бухты в 1979 году и смогли идентифицировать. Федор Кичайкин, выживший после того вылета и воевавший до конца войны, приезжал в Севастополь на торжественное перезахоронение останков боевых товарищей.
