«Идёт весна — вспоминаю наш огород, хочется помочь вам, но в этом году не смогу... А, кажется, упала бы на землю, кричала, и целовала бы свою землю. Хоть бы кусочек увидеть своей Родины, как ни хорошо здесь, а где родилась и выросла, самое дорогое». Это было одно из писем Евдокии Федорченко, которое дошло до родных из Крыма.
Март 1944 года на полуострове был с привкусом скорых перемен. Утаить, что Красная Армия совсем близко от Крыма, что эта весна станет последней «при оккупантах», было невозможно.
Этот день приближало множество людей на самом полуострове: партизаны, подпольщики, разведчики, добывающие важную информацию. И Евдокия Григорьевна Федорченко была одной из них. До 13 апреля — дня освобождения Симферополя, где ей пришлось работать, она не дожила совсем немного. События тех дней вспомнили krym.aif.ru
Жена, мать, красноармеец
Родным и друзьям привычнее было называть её Дуся. Да и сама предпочитала такой вариант официальному «Евдокия». Фотокарточку, подаренную близкому человеку до войны, подписала: «На память подруге юных лет Ане от Дуси».
А она, по меркам односельчан, была уже не девчонкой — женой, мамой полугодовалого сына. Счастливым для темноглазой женщины был 1938 год.
Выросла Дуся в станице Гостагаевской на Кубани. В семье росло пятеро детей — старший сын и четыре девчонки. Евдокия была из таких, кто жизнь свою видит только там, где родной дом. Учиться пошла в Анапский сельхозтехникум, там встретила будущего мужа — Ивана Федорченко. Поженились, родился сын Эрнест — назвали в честь Тельмана, вождя немецких коммунистов. Дуся дружила с одноклассницей из семьи обрусевших немцев, где сохранили язык и культуру, да и в школе изучала немецкий и, имея талант к языкам, освоила его отлично.
А когда началась война, отправились из Гостагаевской на фронт мужчины, ушёл воевать Иван, Дуся сама явилась в военкомат.
Знание немецкого оказалось тем козырем, от которого не отмахнулись там. Но на фронт в качестве переводчика не отправили. Красноармеец Федорченко получила своё задание, для которого не нужны были форма, погоны и оружие. Её оставили в станице и «подвели» в качестве переводчика в немецкую комендатуру.
Три года дусиной жизни родным известны «пунктиром» — отдельными эпизодами и фактами, между которыми — предположения и догадки.
«Моя тётя Майя, которой в начале оккупации было три года, рассказывала, что помнит, как её и Эрика, сына Дуси, водила в комендатуру старшая сестра Евдокии, — поделилась внучатая племянница Евдокии Федорченко, поэт и общественный деятель Ирина Ковалёва. — И из комендатуры Дусю не выпускали, она там находилась постоянно. Но позволяли у входа буквально на пять минут встретиться с родными, увидеть сына. Мне, конечно, интересно, как был налажен канал связи — как-то же она передавала связным информацию. Но об этом ничего не удалось выяснить».
«Привезу конфет...»
Работа в комендатуре станицы Гостагаевской для Евдокии закончилась с отступлением фашистов из Краснодарского края. Учитывая, что такие учреждения эвакуировались загодя — наверное, до 20 сентября 1943 года. И вот тут — снова белое пятно.
Есть основание предполагать, что именно с немцами Евдокия в качестве сотрудницы-переводчицы в Крым не выехала. Из области догадок — что с «работы» её отозвали раньше. Могли фашисты напоследок уничтожить тех, кто был приближен к ценным документам? Вполне. И от такого варианта событий, вероятно, начальство Дуси попыталось её уберечь.
Тогда в Крым красноармеец Федорченко попала иными путями и, возможно, с другим именем и фамилией.
Косвенное подтверждение тому — в том самом последнем письме, датированном 3 марта 1944 года: «Вот уже четыре месяца, как я из дому, а кажется, целая вечность». Четыре месяца в Крыму — это, получается, с ноября. А где она была октябрь и неделю-две сентября? У партизан, а потом где-то в учебном центре, где подбирали новую личность и ставили новое задание?
«Не беспокойтесь обо мне, я жива и здорова, горжусь, что и моя маленькая доля будет в общей победе над врагом», — это из другого письма. Тут же, чуть ниже: «Эрику скажите, чтобы учился дома вместе с Борей, тогда я привезу ему конфет и печенья, а если не будет учиться, так я и не приеду».
Военной почтой письмо проштемпелёвано 19 марта 1944 года. Дуси тогда уже не было в живых. В этот день состоялась ее показательная казнь, сожжение.
И вот — снова территория фактов и догадок. Бесспорно, что в Крыму Евдокия была звеном с цепи сбора и передачи информации. Она имела возможность передавать родным письма, которые за пределами Крыма попадали в военную структуру и отправлялись в Гостагаевскую оттуда. Поэтому послания были просмотрены военным цензором. Поэтому густо замазаны чернилами фамилии тех, о ком упоминала Евдокия.
Сам факт встречи в Крыму с теми, кто знал Дусю, не был фатальным. Они могли воспринимать её по-прежнему, как переводчицу комендатуры, устроившуюся в Крыму. Опасен был контакт с тем, кто знал об исчезновении переводчицы Федорченко из Гостагаевской. И такой земляк однажды на пути Дуси встретился: полицай, служивший в станице, а затем — в Симферополе.
С воинскими почестями
«Был известен адрес квартирной хозяйки Дуси, — рассказала Ирина Ковалёва. — Мама, Нина Павловна со старшим братом Степаном приезжали в Симферополь, были у квартирной хозяйки, расспрашивали её. Женщина сообщила, что Дуся прибежала в тревоге, сказала, что её узнали, и точно сдадут, что вот-вот «за мной придут». И пришли, уйти Дуся не успела».
Родные узнали ещё одну страшную подробность от квартирной хозяйки: что Дусю сожгли заживо. Это была своего рода акция устрашения для остальных узников. Уже потом в результате поисков, которые вели несколько поколений семьи, у Ирины возникло предположение, что местом, где оказалась Дуся, мог быть концлагерь на территории бывшего совхоза «Красный».
И снова — неизвестность. Да, «Красный» — самое вероятное место.
В марте 1944-го лагерь наполнялся новыми узниками, зимой он пережил «зачистку» с уничтожением почти всех заключённых. Новые расстрелы начались в конце марта.
Но именно в местах казни и уничтожения не для кого было проводить акции устрашения. Туда свозились обречённые. А вот в самом лагере такое практиковалось. И если не узники, то охранники, попавшие в руки спецслужб после освобождения Симферополя, могли запомнить этот страшный эпизод.
Дата гибели Дуси указана в пришедшей на имя её отца «похоронке». Почему-то фамилия была с ошибкой: Федоренко, а не Федорченко: «Ваша дочь, красноармеец Федоренко Евдокия Григорьевна погибла 19 марта 1944 года. Похоронена с отданием воинских почестей в районе Симферополя. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии».
И вот ещё несколько загадок: тело Евдокии было не просто найдено через 24 дня после гибели, но и опознано. Значит, было оно в таком состоянии, которое позволило это сделать. Либо были известно точное место захоронения и особые приметы. И, скорее всего, обстоятельства — иначе не фигурировала бы в похоронке конкретная дата.
...Дуся внесла свою «маленькую долю» в Победу. Получила последние воинские почести. Наградами не была отмечена. Хотя разве не награда — то, что её большая семья помнит разведчицу Дусю и хранит память о ней?
- Муж Евдокии вернулся с фронта в родную станицу. Женился во второй раз, но продолжал верить, что Дуся жива: может, выполняет какое-то задание. Новая супруга заставила его переехать.
- Сын Дуси Эрик предпочёл жить с бабушкой и дедушкой. Погиб молодым: подрался с человеком, оскорбившим память его матери. Это был уже второй эпизод такой драки, времена сталинские, Эрика приговорили к высшей мере и в течение нескольких дней после вынесения приговора привели его в исполнение.
- Полицай, выдавший Евдокию Федорченко, отсидел свой срок в лагере (10 лет) и вернулся в станицу. Его имя старшее поколение скрыло от молодых членов семьи — не хотели, чтобы те мстили и ненавидели.
- Место захоронения Дуси было неизвестно до 2023 года. Отыскал его крымский краевед, автор проекта «Никто не забыт и ничто не забыто — Симферопольское воинское кладбище» Виктор Гавриш. Он обнаружил в документах и идентифицировал на кладбище эту могилу (у которой даже не было надгробия), а в интернете нашел статью о Дусе, написанную ее племянницей и обратился к ней за информацией о красноармейце Федорченко.
