8 ноября 1920 года началась Перекопско-Чонгарская операция Южного фронта Красной Армии. В этот день войска под командованием Михаила Фрунзе перешли вброд «Гнилое море» — так называют залив Сиваш, отделяющий север Крыма от Херсонской области. Именно бросок «по воде» стал неожиданным для стоявших в обороне врангелевцев. Считалось, что позиции здесь — на Литовском полуострове, достаточно укреплены. Да что там — практически неприступны.
«Колючка», окопы, пулеметы
Перекопский перешеек — полоска земли в семь километров в самом узком месте, которая соединяет полуостров с материком. С древности тут сооружали укрепления, препятствующие вторжениям на полуостров. Линии окопов с пулеметными гнездами и позициями для орудий, а перед ними — ряды «колючки», делали лобовой штурм Перекопа кровавым, долгим и малоэффективным.
Красная Армия уже попробовала «на зуб» эти укрепления. В марте 1920 года ее части — всего около шести тысяч человек, смогли преодолеть укрепления Перекопского вала и продвинуться к началу перешейка. Но уже через двое суток были отброшены назад с большими потерями.
И вот, осенью — новый штурм. Теперь укрепления перешейка предполагалось обойти, выйти через залив на Литовский полуостров, защищенный слабее.
К тому времени Херсонская область была полностью очищена от белых. «Нами захвачено до 20 тысяч пленных, свыше 100 орудий, масса пулеметов, до 100 паровозов и 2000 вагонов, почти все обозы и огромные запасы снабжения с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов», — сообщал в своем приказе командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе. В нем он ставил задачу: ворваться в Крым по перешейкам. Первым должен был взят Перекопский.
«Перед штурмом крымских укреплений Врангеля М. В. Фрунзе перенес свой полевой штаб в Строгановку, расположенную на северном берегу Сиваша, — писал в своих мемуарах командующий 1-й Конной Армией Семен Буденный, участвовавший в этой операции. — Не одну ночь просидели командующий фронтом и его помощники над картой Крыма, выбирая лучший вариант штурма. Отвергалось одно предложение за другим. Сиваш — своеобразный залив Азовского моря, хотя может быть назван и озером. Поверхность его изрезана многочисленными песчаными наносами и отмелями... Обычно Сиваш непроходим. Но когда дует западный ветер, он гонит воду залива в море. Тогда в ряде мест обнажается серое глинистое дно, которое быстро высыхает.... Как раз в ту пору подул западный ветер. Вода в заливе стала убывать».
Нужен был проводник.
«Посадили меня на стул. Засветили лампу. Потом подошел ко мне один из военных, среднего этак роста, с небольшими усами. Под высоким лбом голубоватые глаза лукаво смотрят.
«Здравствуйте, говорит, как вас зовут?» «Иван Иванович Оленчук, отвечаю я. — А как вас?» «А меня Фрунзе. Может, слышали?» Тут начинает меня товарищ Фрунзе расспрашивать: «Вы знаете, Оленчук, Сиваш. Как он сейчас, сухой или мокрый?» Этот диалог — из книги советского писателя Зиновия Фазина «Последний рубеж», где описывается штурм Перекопа.
Книга художественная, но с участниками той операции писатель общался. Возможно, добрался и до жителя села Строгановка, что на северном берегу Сиваша Ивана Оленчука. 39-летний крестьянин, отец семи детей известен был тем, что отлично знал каждый уголок «Гнилого моря» между херсонским и крымским берегами. И Фрунзе действительно с ним лично разговаривал и просил стать проводником.
«Ни стона, ни зова о помощи»
4 ноября Оленчук отправился на разведку. В ночь на 6 ноября прошел с саперами залив, расставив на пути вешки. А сутки спустя Оленчуку пришлось несколько раз пересекать залив: без проводника военным не перебраться. Ведь идти приходилось по неширокой полоске твердого дна. Оступишься — и угодишь в глубокую яму, затянутую илом. Шансов ночью выбраться оттуда немного.
«Вначале у берега дно было твердым. Потом оно начало все сильнее расползаться под ногами, — вспоминала начальник политотдела 15-й стрелковой дивизии Александра Янышева, которая шла в передовом отряде из 270 коммунистов. — Нередко попадались ямы, которые трудно было миновать даже при наличии вешек. Слышался плеск и лошадиный храп. Люди же не издавали при этом ни единого звука: ни стона, ни зова о помощи».
Врангелевцы заметили переправляющихся только когда второй отряд проделал больше половины пути. Вспыхнул прожектор, ослепив наступающих. Заработала артиллерия белых. И... ветер стал нагонять воду в Сиваш. Проводник успокаивал: мол, выше чем по грудь не поднимется. И люди продолжали идти к берегу в ледяной воде — навстречу артиллерийскому и пулеметном огню.
До берега многие не дошли.
«Армянск (Крымская АССР). Кузнец колхоза «Красный полуостров» Иван Павлов, собирая картечь в обмелевшем Сиваше, обнаружил тело красноармейца, убитого белогвардейцами в бою под Перекопом в 1920 году, — сообщала небольшая заметка в газете «Правда» от 24 августа 1935 года. — Находясь в пропитанной солью тине, труп хорошо сохранился. На теле видна шрапнельная рана в области сердца, кровоподтеки на груди и левой руке. На убитом товарище сохранились ботинки, ремень и часть шинели, в кармане».
В кармане нашлись и документы: удостоверение о мобилизации, выданное уроженцу Казанской губернии Прохору Иванову 1901 года рождения, а также корешок личной карточки.
В ноябре того же года «Правда» посвятила несколько страниц годовщине взятия Перекопа. Была там заметка участника событий — бывшего помощника командира 53-го полка 15-й дивизии Тарасенко. Он вспоминал, что в ночь на 8 ноября находился рядом с Прохором Ивановым, описывал его как «молодого юношу с утомленным лицом и втянутой в плечи головой». Заметка, конечно, была написана «как требуется», с нужной дозой пафоса и соответствующими оборотами. Например, таким: «Высоко подняв над головой винтовку, по воде шел Фрунзе. Яркие вспышки артиллерии освещали фигуру боевого вождя». Тарасенко упоминал, что Прохор был убит на его глазах осколком шрапнели: «Я дотронулся до груди Иванова. Из широкой, разорванной осколком раны била кровь. Она струилась мне на руку и крупными каплями стекала с моих пальцев в мутную воду Сиваша».
Факт
Самый известный в 20-30-х годах пролетарский поэт Демьян Бедный посвятил Прохору Иванову стихотворение. Он осветил всю его жизнь, от рождения до смерти. Ее он описал так:
Уж вражий фронт – не фронт, а каша.
«Эй, наша, братики, берет!»
Стал Проша, выйдя из Сиваша,
Готовый ринуться вперед.
Но в этот миг – пред самой целью –
Ему, чьим ранам под шинелью
Терялось точное число,
Белогвардейскою шрапнелью
На части сердце разнесло.
Сопротивляться бесполезно!
Плацдарм на Литовском полуострове был захвачен. В это же время в лобовую атаку на укрепления Перекопского перешейка пошла 51-я стрелковая дивизия. Впереди шли гранатометчики и саперы, устранявшие проволочные заграждения, за ними — штурмовики, затем — отряды резерва и зачистки. Но они все-таки не смогли взять с ходу эти позиции. Однако именно обходной маневр Фрунзе и взятие Литовского полуострова заставило уже 9 октября дивизию белых отступить. А небольшой отряд, оставленный там, был в этот день уничтожен во время второго наступления красных. В этот же день были взяты позиции у основания Перекопского перешейка, у деревни Ишунь.
Оттуда началось продвижение вглубь Крыма. 11 ноября Михаил Фрунзе послал радиограмму в штаб Врангеля. «Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящим лишь бессмысленным пролитием новых потоков крови, предлагаю Вам немедленно прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, военными запасами, снаряжением, вооружением и всякого рода военным имуществом», — говорилось в ней. — Моральная ответственность за все возможные последствия в случае отклонения делаемого честного предложения падет на Вас».
Врангель войска бросить отказался — готовилась их эвакуация. Собранный со всего Крыма флот готовился принять военных и гражданских. Справедливости ради — в Севастополе и Ялте большая часть военного имущества, продовольствия, медикаментов и даже вооружения остались на складах. Их охраняли до момента ухода кораблей. Так что, все это стало трофеями Красной Армии.
В самом Крыму на тот момент действовала Крымская повстанческая армия. В документах начала 20-х отмечалось, что собрана она была из отрядов красных партизан и разношерстных групп — и даже банд крестьян, дезертиров, анархистов и прочих. Поскольку укрывались они в лесах, то и назывались «зелеными». В 30-е в статьях и книгах фигурировали уже только красные партизаны, помощь неблагонадежного элемента в установлении Советской власти умалчивалась. С октября красно-зеленая армия делала налеты на комендатуры городов и даже занимала деревни, взрывала пути, жгла имущество Белой Армии. И эта сила тоже помогла в наступлении регулярных частей.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
