Восемьдесят лет оставалась незаконченной одна из самых удивительных крымских историй времен Великой Отечественной войны. Она — о женщине, которая спасла 25 — а по другим источникам, 35 еврейских детей. И... исчезла в 1945 году. Недавно крымский краевед Борис Берлин закончил расследование, посвященное ее судьбе.
Не смогла оставить
Примерно через две недели после оккупации фашистами Симферополя открылся первый детдом по адресу: улица Архивная, 14. Городской управе комендатура поставила задачу: убрать с улиц «бродячих» детей. В заметке оккупационной газеты «Голос Крыма» от 8 марта 1942 года упоминается, что «там тесно, но тепло и уютно», детей — 96 человек. В дальнейшем детдом получил официальную нумерацию «1», а всего в Симферополе открылось 4 таких учреждения.
Названо в заметке имя директора детдома №1: Мария Станиславовна Прус. Фамилию ее в разных документах писали то с одним, то с двумя «с».
До оккупации Крыма она заведовала детдомом в селе Мамак (сейчас — Строгоновка) под Симферополем. Жили в детдоме не только настоящие и «социальные» сироты, некоторых ребят отдали сюда родители, которые имели «разъездную» работу.
Детдома из Крыма эвакуировали в июне-сентябре 1941 года. Мамакский, судя по всему, тронулся с места в последних рядах — возможно, уже ближе к середине октября. Часть детей были отправлены с другими сотрудниками, часть разобрали родственники. Но к тому времени директор с группой из десяти воспитанников 3-4 лет просто не смогла покинуть полуостров. И повернула назад, в Симферополь.
Добирались где на попутках, где пешком. И прибыли на место в те несколько дней, когда советские учреждения уже город покинули. Всех десятерых подопечных Мария Станиславовна забрала... к себе домой. Какое-то время их выручал гардероб женщины: променяли на еду платья и костюмы, «съели» обувь...
«А потом она встретила в городе бывшего преподавателя Педагогического института Василия Зайцева, работавшего в Бюро актов гражданского состояния. Именно он сообщил Марии Прус о планах городских властей по организации детдома и предложил его возглавить, — рассказал Борис Берлин. — Именно так рассказывала об этом сама Мария Станиславовна для одной из газетных статей. Она думала о детях, оставшихся на улице — кто о них позаботится?»
В декабре 1941 фашисты устроили «зачистку» Симферополя от евреев, крымчаков и цыган. И в детдом начали приводить уцелевших детей. Кого-то спрятали соседи, кого-то нашли в опустевшем доме, кто-то сам смог добраться до детдома на улице Архивной.
Пять историй
В справке, написанной самой Марией Прус и хранящейся в Госархиве РФ, изложены истории троих детей.
16-летний Витя Зальцман пришел в детдом сам, документы сам подчистил, прожил тут под фамилией Вельсманов два с половиной года. Потом ушел в партизанский отряд вместе с другими старшими воспитанниками. Был ранен. Спасала и пристраивала его в госпиталь Мария Станиславовна, потом определила в семью, где Витя и остался.
13-летняя Майя Лакшина вместе с родными была увезена на расстрел, к противотанковому рву. Она видела, как выводили партиями обреченных людей ко рву, ставили на краю, убивали... Девочка смогла проскользнуть к грузовой машине, забиться в кабину — и немецкий шофер накрыл ее плащом. Потом вывез к городу и выпустил.
Пятилетняя Бела Каплан, видимо, была «выявлена» после окончания фашистской «акции» в Симферополе и временно определена немецкой полицией в детдом. Ее должны были забрать гестаповцы. А когда те приехали, Мария Прус заявила, что ребенок в больнице, болен дифтерией. Во время очередного визита предъявила акт о смерти и даже показала на местном кладбище свежую могилу.
Четвертая история — про 14-летнего Павла Палатника, описанная жительницей Симферополя Дорой Макарычевой, знакомой Марии Прус. Павла за доли секунды до выстрела в ров толкнула мама — и он уцелел. Выбрался из-под трупов, добрался до детдома.
О том, как в детдом попала Дора Риммер, неизвестно. Но после освобождения Симферополя девочку отыскала и забрала к себе сестра. Она же написала благодарственное письмо в газету «Красный Крым».
Мария Прус смогла через того же Зайцева организовать документы для детей с другими именами и фамилиями. Записывали ее подопечных русскими, татарами, украинцами. И никто из сотрудников детдома этих «операций» не выдал. А ведь рисковали жизнями.
В 1942 году, при расширении сети детдомов, открылся четвертый — в Мамаке, где до войны работала Мария Прус. На новое место она переехала с о своим коллективом и с большинством детей.
А в ноябре 1943 года женщину с заведования сняли. Тогда старшие ребята ушли в партизанский отряд. Но оставить детей на новое начальство она не могла — организовала размещение их по надежным семьям.
Двое и Алик
В апреле 1944-го, Крым освободили. Марию Станиславовну, скорей всего, проверяли сотрудники НКВД. Но были живы люди, которые с ней работали, много могли рассказать старшие воспитанники. Поэтому претензий к ней у людей в форме тогда не было.
Муж Марии Станиславовны во время оккупации тоже был в Крыму. Работал бухгалтером в отделе соцобеспечения городской управы. После освобождения полуострова был призван в армию, служил в звании старшего лейтенанта в интендантской службе.
«А вот с 1945 года судьба супругов Прус оставалась неизвестной, — пояснил Борис Берлин. — Никакой информации в крымских архивах нет. Я предположил, что они могли уехать на родину — в Латвию. Эту гипотезу помогла проверить специалист по архивному поиску Елена Жилинская. Ее друзья в Прибалтике нашли заброшенные захоронения Яна и Марии Прус. В маленьком семейном некрополе есть третья могила — Олега Яновича Пруса».
Скорей всего, это и есть ответ на вопрос: почему семейная пара покинула Крым. Не потому, что боялась дальнейших возможных репрессий для Марии Станиславовны, возглавлявшей в оккупацию учреждение горуправы. В списке спасенных еврейских детей, где значатся прежние и новые фамилии, есть такая строчка: «22. ? — Алик Прус». Прежняя фамилия маленького мальчика неизвестна. Скорей всего, его в детдом доставили люди, не знавшие родителей.
Своих детей у Марии Прус не было — она жизнь посвятила своим воспитанникам-детдомовцам. А во время войны одному уцелевшему еврейскому ребенку стала мамой.
Остался след этой семейной истории в домовой книге дома № 3 по улице Горького. В записи за декабрь 1943 года значится Ян Марцевич Прус и его сын Олег 1940 года рождения.
Поэтому и не стали Прусы задерживаться в Крыму, где знали эту тайну, где хранился написанный ее рукой документ с упоминанием спасенного ребенка.
В Риге Прус долго работала в детсаду. Не стало ее в 1968 году — женщина умерла в 64 года. Некролог подписан мужем, сыном, невесткой. Значит, были внуки, возможно — правнуки? Не исключено, что они уехали из Риги в другую страну. Поэтому могилы и в запустении.
«Судьба их вызывает тревогу, — считает Борис Берлин. — Раввин Риги пообещал нам присматривать за этими могилами. И не позволить властям их снести, как абсолютно заброшенные, «забытые» захоронения. А еще в мемориальный комплекс истории Холокоста «Яд Вашем» отправлены документы о человеческом подвиге Марии и Яна Прусов — чтобы им присвоили звание Праведников Народов мира».
