Высокий темноволосый молодой человек своих сопровождающих держал, как бы сейчас сказали, «в тонусе». Заявления: «Я хочу это осмотреть», «хочу увидеть», «хочу попробовать» звучали по несколько раз в день. Он залезал в чан, в котором делали бумагу, мастерил себе ванну и доделывал яхту, вступил в неравный бой с голландскими мальчишками, обстрелявшими его гнилыми яблоками…
Записки для любопытных
Привыкших к размеренной неторопливой жизни людей удивляла невероятная жажда знакомства со всем новым и необычным. И… с обычным. Как-то молодому человеку предоставили для ночлега спальню в богатом доме. Он походил по комнатам, зашёл в каморку служанки, плюхнулся на её кровать: «Буду здесь спать!» Каприз, демонстрация неприхотливости? Или желание понять, каков он, комфорт небогатого человека?
Порывистого и своенравного юношу многие звали «Питер-плотник». Или Пётр Михайлов. А свита величала «государем». В 1697 году, во время первого своего заграничного путешествия инкогнито, Петру Великому было 25 лет.
Сегодня, 9 июня, исполняется 350 лет со дня рождения человека, который пробил окно в Европу и «Россию поднял на дыбы».
В Крымской республиканской научной библиотеке «Таврика» хранится рукопись XVIII века. Титульный лист представляет её как «Журнал Его Императорского Величества Петра Великого, самодержца Всероссийского».
Это записки Петра I о его первом заграничном путешествии. О том, что он видел своими глазами. Они были впервые изданы через шестьдесят с лишним лет после смерти императора. Но до этого ходили по рукам и в «списках» — рукописных копиях. Оригинальный дневник Петра I о его первом заграничном путешествии не дошел до наших дней. Крымский «список» написан русской скорописью, которую не специалисту разобрать затруднительно: слова сливаются, знаков препинания нет.
История рукописи, сообщила заведующая научной библиотекой «Таврика» Нина Колесникова, неизвестна. Не установлен автор. На последней странице он оставил лаконичную надпись: «Сию книгу читать только тому хорошо, хто любопытен…».
Возможно, «список» был гордостью и жемчужиной коллекции одного из собирателей старины, подолгу жившего в Крыму. И хранился в южнобережном имении или на даче.
После революции и окончательного установления Советской власти всё уцелевшее добро из вилл, дворцов и усадеб передавалось в несколько центров-накопителей, откуда потом распределялось по музеям и библиотекам.
От диковин до «соцзащиты»
Неизвестно, наведайся российский самодержец с официальным визитом в Голландию, вошли бы в программу посещений «социальные» заведения. А вот Пётр Михайлов там пожелал побывать: потому, что на Руси призрение сирых и убогих находилось в зачаточном состоянии. И приказал записать в своём журнале:
«В Амстердаме… другой дом такожде великой, тут сидят незаконнорожденные и сироты учатся грамоте и мастерства разнова, держут до 15 лет, выучат, дадут волю и платье новое.
В Амстердаме ж был в доме, где сидят сумасбродные люди, которые совершенно без ума, всякому сделан особый чулан, непрестанно за ними смотрят, чистят и берегут».
Другое же событие в этом городе — казнь осужденных за убийство, заинтересовало, так как тело одного из разбойников было выдано врачам:
«И разнимали главу и мозг и внутренность всю при мне… Смотрели, как сердце и легкие лежат».
Просвещённая Европа гордилась своими музеями, большинство из которых «выросли» из частных коллекций. И лишь в некоторые из них был открыт вход публике. Но Петра Михайлова вели любознательность и особый статус. Он во время «загранкомандировки» 1697-1698 годов посетил не менее полутора десятков собраний редкостей в разных городах. Осматривал античные древности, зоологические, ботанические, минералогические, оружейные коллекции, картины, технические новинки, собрания диковин — «видел в аптеке крокодила…»
«Был у человека, у которого собраны разные деньги, тут же, за которые Христоса Иуда предал... Видел бабу, которая ходит по улицам, играет на скрипке, перед ней ходят три собаки и танцуют на задних ногах».
Побывал он и на курорте с термальными водами, отметил, как удобно устроены места для купаний. «Где купаются, палаты каменные сажень пять; своды из досок сделаны, написаны планеты в своде, сделано две трубы для пара, выложено камнем красным изрядным».
Ехал по горам в Тироле, и даже чуть не попал под камнепад: как раз перед каретой упал на дорогу огромный камень. Транспорт пришлось переносить через завал на руках.
Кстати, видывал в «заграницах» император «чудеса», которые для нас привычны.
Силуэтный портрет: «Видел штуки из бумаги разные, режет девка персону человеческую. Может вырезать и многия персоны королевския».
Карусель: «Видел сделаны две лошади деревянные на колесе и садятся на них и ездят зело скоро».
Сверхдорогой транспорт для олигархов: «В Гаге Франц Яковлевич (Лефорт, приближённый императора — ред.) ездил за город в сады в своей карете, которая на тысяча восемь сот червонных, восемь лошадей было, шлеи бархатные, вызолочены».
К слову, в России тогда плотник за день работы получал копейку…
