Они так и остались в своих траншеях и окопах. В санитарных ямах, на полях, в огородах, возле давно исчезнувших с карты деревень. Они так и лежат — кто-то, вцепившись в свои винтовки, в испещрённых ржавчиной касках, кто-то — в мешанине человеческих останков. Большинство для родных пропали без вести.
Где-то в Крыму. Где-то в мае 1942 года. Подробнее о событиях того времени, узнавали «АиФ-Крым».
Восемьдесят лет назад, 19 мая, был расформирован Крымский фронт. Об этом событии в сводках Совинформбюро и газетах упоминалось лаконично и обтекаемо: под давлением превосходящих сил противника… организованно оставили Керченский полуостров…
Десятки тысяч брошенных
Наверное, тогда и нельзя было рассказывать о хаосе, беспорядочном отступлении. О том, что десятки тысяч солдат и офицеров были попросту брошены на полуострове.
«Я оказался за Керчью, в районе Маяка, — писал в своих мемуарах генерал-майор Леонид Иванов, воевавший на Крымском фронте. — Вёлся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки: руки, головы, человеческие ноги».
Он вспоминал, как на берегу люди искали всё, что могло бы держаться на воде. Вязали самодельные плоты, бросались в воду, держась за брёвна, ящики, или плыли сами. Многих несло течением в открытое море — без шанса добраться до берега.
Где-то там, на переправе, был и военкор, известный писатель Пётр Павленко. Полтора месяца назад он с трудом добился отправки в Крым, написал несколько очерков о боях. Был на передовой, как-то чуть не погиб под немецким танком. А потом оказался среди отчаявшихся людей на берегу. Ему повезло найти автомобильные камеры. И на этом хлипком плоту он переплыл пролив.
Многие до берега не добрались. Остались на первой, второй линии оборонительных позиций. В крымской степи. Их останки уже много лет находят поисковые отряды.
Примерно до середины 2000-х это было делом отдельных энтузиастов.
Тогда в степи нагло и спокойно орудовали мародёры, искавшие любые предметы времён ВОВ, имеющие потенциальную коммерческую ценность. Не отставали от них сборщики металла. Тащили, в числе прочего на свои подворья, и неразорвавшиеся боеприпасы, из-за чего случилась не одна трагедия. Люди с лопатами и кирками рылись в останках, из-за чего были утрачены драгоценные для поисковиков медальоны-смертники, подписные вещи вроде ложек или котелков. По ним тоже можно установить имена солдат. Документы, если их и удаётся найти, в очень плохом состоянии, часто не читаемы.
«Систематические поиски в нашем районе начала поисковая экспедиция «Юг», которой тогда руководил специалист по воинским захоронениям Василий Рыбка, — вспоминает директор Музея истории Ленинского района Николай Рак. — И можно сказать, что с того времени работа стала регулярной. Не в последнюю очередь и потому, что Ленинский район, благодаря вниманию нашей администрации, единственный в Крыму, где действует своя, районная, программа «Найти солдата». Работают у нас и свои отряды, и приезжают крымские, севастопольские, поисковики из разных регионов России».
Война спит на полях
Большинство солдат погибли после 8 мая, дня прорыва обороны Крымского фронта. До этого, когда затихали обстрелы, в перерывах между бомбёжками, погибших всё-таки успевали похоронить. А потом местные жители, согнанные немцами на «санитарные мероприятия», просто присыпали землёй…
Уже давно сложилось своего рода «акмонайское содружество» из отрядов, которые здесь трудятся. В поле выходят все, но некоторые «захватывают» и другие стороны «солдатского поиска». Например, командир поискового отряда «Обелиск» Ленинского района Михаил Сильченко занимается увековечиванием памяти погибших.
Ведущий историк-краевед поисковых объединений «Крымпоиск» и «Наследие» Сергей Жаботинский не только проводит большую часть нерабочего времени в поле. Благодаря ему, безымянные защитники Ак-Монайских позиций обретают имена. Он активно занимается установлением личных данных бойцов. Найдена, допустим, ложка с нацарапанной фамилией и инициалами. Или солдатский медальон, который далеко не всегда удайтся полностью прочитать. И начинается кропотливая работа в электронных архивах. Иногда приходится перебрать множество донесений, чтобы выявить среди однофамильцев того солдата, который навсегда остался в крымской степи.
Для кого-то первый бой стал последним. Как, например, для одного из опознанных в 2016 году красноармейцев — 37-летнего уроженца Башкирии Александра Гудкова. О нём в ответе военкома на послевоенный запрос от жены значится: «Прибытие в Советскую армию подтверждается, считаю возможным учесть пропавшим без вести». Скорей всего, его подразделение сразу перебросили в Крым, накануне немецкого прорыва Крымского фронта.
В 2018-м младшего политрука Михаила Марачевского опознали по именной печати, Михаил Бугаёва — по подписанному котелку. Обрёл имя лейтенант-танкист Иван Дорохин. Он был среди тех, кто в районе Джанторы, ненышнего села Львово, сдерживал наступающие немецкие части. За что в марте 1942-го был представлен к ордену Красного Знамени. Было известно, что он погиб 10 мая — но танкиста некому уже было хоронить. Нашли его несколько лет назад по время поисковых работ.
На территории современных Семисотского и Батальненского сельсоветов, на самом узком месте, «горле» Керченского полуострова, проходили Ак-Монайские позиции. Двадцать лет назад, на вопрос о том, сколько здесь лежит незахороненных солдат, отвечали: «Наши дети ещё их будут искать!» И сейчас эти слова можно повторить, работы на десятилетия.
