В середине марта белый грузовичок в первый раз выехал из Крыма на Украину. На Геническ. Его водитель и спутники своими глазами увидели, как наша ПВО отработала по летящим украинским ракетам. Обломки могли упасть куда угодно, но команда белого грузовичка тогда этого не осознавала. Звуки, вспышки — они ошеломляли, но воспринимались, как происходящее с кем-то другим.
Тогда дорога получилась длинной: по Херсонской и части Запорожской областей. С тех пор выездов было уже несколько десятков. Пограничники стали узнавать «странных девчонок». Одна за рулём, иногда ещё одна-две на пассажирских местах.
Куда? На Украину. Зачем? С грузом собранной «гуманитарки». Люди ждут.
Та самая девушка за рулём, Валерия Петрусевич — многодетная мама, соучредитель благотворительного фонда «Добро мира — Волонтёры Крыма», рассказала «АиФ-Крым» об этих поездках.
Звонки с угрозами
Наталья Дремова, «АиФ-Крым»: Не логичнее было бы взять в сопровождение парней, ведь среди волонтёров есть крепкие мужчины?
Валерия Петрусевич: Мужчины дольше проходят проверки: приграничный контроль, фильтрацию. А к нам уже привыкли, перестали удивляться, что я за рулём. Очень дружелюбно относятся пограничники. Таможенники — тоже, но у них такая работа, проверить всё обязаны досконально. И каждый раз надо разгрузить машину, открыть все ящики и коробки, показать, что внутри. Потом всё это загрузить…
Когда мы добираемся до границы, к нашему грузовичку собираются все, кто проходит контроль, помогают выгрузиться и загрузиться.
Машина бывает трёхтонная, пятитонная, и мне каждый раз кажется: мало, так мало в ней всего! Продукты весят прилично, а по объёму кузов заполнен наполовину, на треть.
Не так давно мы выехали из Симферополя, и машина сломалась. Как раз из-за перегруза. К счастью, случилось это на территории Крыма. Но всё осложнялось тем, что в машине были ещё и медикаменты, требовавшие особых условий хранения: груз для Мелитополя, для онкобольницы. Срочно искали другую машину, пришлось корректировать маршрут…
— Как ваши родные относятся к этим поездкам?
— Когда я впервые приехала в Мелитополь, накануне был взорван мост, шёл обстрел блокпостов, добралась под вечер. Пришлось остаться ночевать. И для моей семьи это была самая волнительная ночь: уехала, связи нет — мама исчезла на сутки.
Но муж отнёсся с пониманием. В первый раз, на Геническ, он поехал со мной, чтобы посмотреть, как всё происходит: какая дорога, куда отвозим помощь, как её распределяют. И он понимает, что по-другому я поступать сейчас не могу. Дети тоже привыкли: «Мама, ты на войну?» — «Да, скоро вернусь!»
— А как скоро получается вернуться?
— Смотря какой маршрут. До Мелитополя можно доехать часов за пять. В Мариуполь в одну сторону — 8-12 часов, поэтому туда едем на несколько дней. На дорогах очень много ям, воронок от снарядов. Мы оставили там все автомобильные подвески! Сейчас несколько дорог с той стороны закатывают в асфальт, возможно, будет лучше.
— Дорога безопасна?
— Когда выезжали сначала, видели сгоревшие автомобили, военную технику, разрушения. Сейчас всё приведено в порядок. Хотя вот эти новые обстрелы, из дальнобойных орудий, поставленных западными странами Украине, нас немного «откатили назад» в плане безопасности.
Когда меня на блокпостах спрашивают, почему еду одна (не всегда со мной наши девочки), отвечаю: что блокпосты, дорогу, территорию контролируют наши военные и я знаю, что с нами ничего не случится. А если что-то непредвиденное вроде прорвавшейся украинской диверсионной группы, «прилёт» чего-то дальнобойного — то неважно, я за рулём, или кто-то другой.
— Что вас больше всего удивило во время первой поездки?
— Когда только пересекаешь границу, приходит на телефон сообщение. Что-то вроде: «Русский человек, тут уже погибло 12, 15, 20 тысяч русских людей, погибнет ещё больше, возвращайся обратно…» И это психологическое давление напрягает. Буквально через несколько минут у тебя телефон начинает разрываться от звонков, якобы из Австрии, Венгрии, Франции, Великобритании. Девочки-волонтёры, которые вместе со мной ехали, изумляются: «Нам ещё никогда не звонили из Великобритании!» И не позвонят — это украинские недоброжелатели «работают». Конечно, отвечать на такие звонки нельзя: скажут какие-нибудь гадости, да ещё огромную сумму спишут.
Во время первой поездки в Мелитополь я ожидала на улицах чего-то страшного. Но… обычный город. Какие-то магазины закрыты, какие-то открыты, кафе работают, женщины с детьми гуляют. Останавливаюсь на светофоре — на грузовике большой логотип нашей организации, люди подходят. Интересуются, что привезли. Спрашиваю, не страшно ли с детьми гулять, отвечают: новостей меньше смотрите, у нас всё нормально!
На бронеавтомобилях за водой
— Какие настроения там?
— Я не буду утверждать, что жители Мелитополя стремятся в Россию. Но они хотят спокойствия и стабильности, возможности работать, жить без страха. И Россия как раз это может дать.
Они имеют право свой выбор делать, исходя из прагматических убеждений. Да, для крымчан при возвращении в «родную гавань» главной была идея воссоединения со своей страной. Но у Крыма такой менталитет, особенный.
Мои украинские знакомые пишут мне о том, как их поразило начало спецоперации: почему, зачем, ведь было ж всё нормально! Я отвечаю, что прекрасно знаю, как всё было на самом деле. Я была в прошлые годы на Украине, видела, что украинцев по факту погружали в состояние войны с Россией. Возможно, многие сами того не замечали. Шаг за шагом — и недопустимое становилось привычным. Несколько лет назад я видела, как на ограждениях храма центре Киева висели стенды с… «жертвами российско-украинской войны». У них в головах шла уже война!
Не так давно в один из крымских интернатов привезли детей с территории Украины — их на время сюда отправили родители. Мы узнали, что ребятам нужна «канцелярия», настольные игры. Привезли. Они все в столовой. Как раз покушали, встали. Воспитатель напоминает: что теперь надо сказать? Крымские ребята, «старожилы» интерната, конечно прокричали «спасибо». Детки приезжие вдруг в один голос: «Слава Украине!» Это «на автомате», привычно. Детям 5-6 лет…
— На освобождённых территориях уже соцвыплаты ведутся в рублях, как это воспринимают местные жители?
— Была удивительная история, в одном из сёл Запорожской области нам рассказали. Однажды пришли дедушки и бабушки за пенсией, а её стали выдавать в рублях! Они крутят в руках непонятные купюры, и не могут понять, что это такое.
Так получилось, что село оказалось в стороне от всяких боевых действий. Связи нет. Информации о продвижении войск — тоже. То есть, для сельчан неожиданностью оказался сам факт того, что они уже не на подконтрольной Украине территории.
— Во время ваших поездок вы ожидали негативной реакции от людей?
— Была к этому готова. Бросать в нас помидорами вряд ли кто-то бы стал, но проявлению какой-то словесной агрессии не удивилась бы.
Был негатив к тем, кто прикрывался мирными жителями: ВСУ и «Азову» (признана в РФ террористической организацией.— Авт.). В этих условиях российских военных действительно встречали как освободителей.
— Что о наших военных рассказывали?
— Только хорошее. Как кадыровцы пайки свои отдавали. Именно их пайки все вспоминают: у них на одного бойца выделяется еды, как на целую семью с детьми — качественный огромный набор.
Рассказывают, как дагестанцы за водой на бронеавтомобилях возили. Как русские солдаты делились едой: брали себе ровно столько, чтобы поесть, остальное, что было — передавали сидящим в подвалах людям.
— Наверное, в такое время и сами люди стремятся друг друга поддерживать?
— В такое время обнажается всё лучшее и всё худшее, что есть в людях. Да, выручали друг друга, держались вместе, делились.
Но и по-другому было. Одна из беженок, которую мы вывозили из Мариуполя, рассказывала, что она с двумя детьми голодала несколько дней. У неё в квартире не было никаких запасов продуктов. Когда в подвале, где собралось примерно на 60 квадратах около двухсот людей, стали заканчивать продукты, женщину и её детей перестали кормить. Она же ничего не принесла! Её заставили выйти, идти по чужим квартирам, искать хоть какую-то еду, воду.
В целом люди, которые пережили этот ужас, своё спасение воспринимают, как второй шанс. Они надеются на лучшее. Поэтому мы снова и снова туда возвращаемся, чтобы показать: обязательно всё наладится, вы не одни.
Борщ из одуванчиков
— Что ещё при первом посещении Мариуполя поразило?
— Первый раз мы там в мае побывали. Представьте, идёшь по улице, по двору — а на пути ящичек, а на нём написано: мина. Люди везде такими ящичками накрыли найденные боеприпасы. И взрослые, и дети, прекрасно знают, что как выглядит, что представляет опасность, а что — нет. Мы-то во всём этом не разбираемся — а они предупреждают «понаехавших», неопытных.
Тогда лежали горы полиэтиленовых пакетов… Воды-то не было, канализация не работала. Люди на сидении унитаза разворачивали пакет… Потом сворачивали, завязывали, выбрасывали на улицу.
Огромное количество могил во дворах. И к этому невозможно привыкнуть. Это дико смотрится рядом с детской площадкой… Но в следующий приезд было видно, какие большие перемены произошли. Расчищаются завалы, очень много приехало людей на помощь, слышится говор жителей всех регионов России.
Но восстанавливать там нужно многое. И самих мариупольцев больше всего беспокоит зима, восстановление подачи электричества и водоснабжения. Коммунальщики стараются. И воду запускают: она порой целыми озёрами выходит из повреждённых труб во дворах, работа движется. Строительство новых домов тоже начато, но нужда в жилье огромная.
— Кому его в первую очередь будут давать?
— Пока составляются списки. Я видела, как это происходит. Со стороны смотришь — картина умилительная, мирная. Вечером полон двор народу, все разговаривают, что-то обсуждают. Дети носятся, а не сидят, уткнувшись в гаджеты. Сумерки, костром пахнет… Вот только это не на шашлыки компания собралась: на огне готовят ужин. А взрослые пишут, какие подъезды более-менее уцелели, сколько в каждом осталось жилых квартир. Чем больше — тем выше шанс, что в очереди на восстановление они будут первыми.
— Как вы ночевали в Мариуполе?
Гуманитарную помощь тогда ещё не подвозили. Помню, приехали в первые дворы у «Азовстали», подходим — а там готовят кушать. Процесс долгий, деревья почти все вырублены. Так вот, нам сразу поесть предложили: борщ из одуванчиков. Весь город тогда был в одуванчиках. Танки, сгоревшая техника, разрушенные дома — и всё это в жёлтых цветочках… Говорят: «Хлеба у нас нет, зато приготовили пирожки на укропной водичке». Мариупольцы и с нами делились всем, что было.
Они забирали из пострадавших от обстрелов квартир детей и стариков. Взаимовыручка впечатляет. У меня с собой всегда есть с десяток пакетов гуманитарки сверх того, что заранее распределено. Потому, что обязательно подойдёт кто-то, расскажет, что в том или этом доме лежачий, беспомощный человек. И мы идём, несём.
Радость и боль
— Расскажите самую позитивную историю, в которой довелось участвовать…
— Мы всегда что-то снимаем во время наших выездов. Конечно, спрашиваем у тех, кто попадает в кадр, согласия. В одном из дворов в такой ролик попал дедушка. И когда это видео мы выложили, с нами связались… его родственники! Дедушке больше восьмидесяти лет, он жил в районе завода Ильича, на окраине Мариуполя. Когда шли боевые действия, он вместе с соседями спрятался с бомбоубежище. А оттуда украинские солдаты перевезли людей в Драматический театр. Который, как известно, националисты взорвали.
Дедушка всё это время был с соседкой. Она уцелела, и сообщила родным, что он был в Драмтеатре и погиб. А старик выжил после взрыва, и потом его приютили в одном из подвалов, в нескольких кварталах от прежнего дома. Родственники, конечно, не нашли бы его в полумиллионном разрушенном городе — а тут наше видео! Они поехали в Мариуполь и забрали дедушку.
— Что даёт людям, потерявших близких, силы жить?
— Однажды мне пришло сообщение. Писала женщина: «Здравствуйте, я из Мариуполя, у меня убило мужа и двоих детей. Я с братьями и мамой нахожусь в Крыму. Я ранена, в больнице, а они в пункте временного размещения — можно ли им чем-то помочь?»
Сообщение выглядело странно. Я перезвонила. Поразилась, как спокойно женщина разговаривает по телефону. Подумала: может, я что-то не так поняла.
Но всё оказалось правдой.
Они прятались в подвале. Несколько дней стояла прекрасная погода, решили подняться наверх, в свою квартиру, чтобы приготовить чай. Муж тогда заболел ковидом, лежал наверху. И в это время начался «прилёт» с украинской стороны. Две девочки не успели добежать до подвала. Одна почти дошла, но была смертельно ранена, умерла на руках у матери. Отца завалило в квартире. Женщина получила осколочные ранения рук и ног.
Многие крымчане тогда, доверяя нашей организации, предлагали разместить беженцев в своих квартирах и домах. Нашёлся вариант для родных этой женщины. Помогли с оформлением документов, привезли продуктов на первое время. Устроили братьев на работу. Сама она уже работает.
Мне кажется, что эта женщина мобилизовала все свои душевные силы, чтобы заботиться о матери и братьях. Эта ответственность отодвинула её от осознания невероятной потери. На ней множество швов. У неё в руках ещё осколки, которые пока не смогли достать. А она вся — в заботах о маме. Собрана, спокойна, она опора семьи. А братья, юноши восемнадцати и двадцати лет, плачут, как дети, вспоминая, погибших: к ним осознание потери уже пришло.
Кто «в белом пальто»?
— Какая информация нужна сейчас людям на освобождённых территориях?
— О тех российских реалиях, которые для нас будничны. Как и где оформляются документы, какие пособия можно получить, что собой предоставляет страховая медицина. В Крым приезжали с освобождённых территорий родители с детьми, у которых диагностированы сложные заболевания. Некоторые на Украине не лечат. Ребёнок был «приговорён», приехал в Крым, получил лечение. Или в Москве сделали операцию на сердце. И к нам московские врачи прилетали.
Я запомнила родителей двух детей-инвалидов. Выплаты, пособия, положенные реабилитации — всё это было для них удивительно. Операции, которые там стоили 3-5 тысяч долларов, здесь провели бесплатно по полису ОМС. Кстати, люди, запросившие в РФ убежище, в течение года могут получать все услуги, что и граждане нашей страны.
— Ощущаете ли вы, что крымчане менее охотно стали помогать?
— Здесь мы не видим реальную картину. А позитив в новостях — пусть это и здорово, даёт ощущение того, что идёт обычная мирная жизнь. Но там, где были боевые действия, это далеко не так. Не налажены в полном объёме соцвыплаты — да у многих людей адресов нет, чтоб их получить! Мало рабочих мест, нужно восстанавливать инфраструктуру.
Наша помощь востребована. Мы обязаны протянуть руку — чтобы люди оперлись на неё и встали.
Но крымчане откликаются на эти призывы намного хуже. У нас пустой склад вещей для нуждающихся: в некоторые дни обращались по 100-200 семей беженцев. Мы выдавали тогда продукты в огромных объёмах. А у нас частная благотворительная организация, мы вкладываем свои средства, друзья участвуют, крымчане жертвуют. На такую помощь мы не получаем государственных грантов.
— Одинаково ли относятся ваши друзья, знакомые очные и заочные к тому, что делаете?
— Некоторые понимают, что я делаю в нынешней ситуации то, что считаю правильным. Пусть мы и по-разному эту самую ситуацию воспринимаем и оцениваем. Больше всего удивляют люди, которые пишут: мол, сначала всё разрушили-разбомбили, а теперь подачки везёте! Не только из Украины пишут, много, к сожалению, россиян.
Но наша задача — помогать. Всем. Вне зависимости от национальности, религии, взглядов на происходящее. Не мы участвовали в боевых действиях. Не мы определяем решения государства.
И мне трудно понять логику людей, которые пишут: «вы же разбомбили…» Им что, лучше станет, если мы не повезём гуманитарку? Если люди останутся без лекарств, еды? Пусть умирают? Очень неприятно было, что один из таких комментариев написала крымчанка. И мне очень хотелось её спросить: а как вы в таких мыслях и убеждениях существуете? Вы же живёте в России, пользуетесь всеми социальными благами. Вы здесь зарабатываете, а налоги с вашей зарплаты идут в бюджет, из которого финансируется наша армия. Но вы — вроде как в стороне, «в белом пальто», и считаете, что мы не должны ездить на Украину!
Если не мы, то кто? Украинских волонтёров там нет. Я считаю, в такой ситуации либо помоги, либо промолчи. А мы снова собираемся в дорогу.