Осень 1943 года была с дождями, на рынке Ялты вовсю торговали грибами. «Вот что рассказала старушка-грибница: «Иду это я, наклонившись, ползаю по траве, отыскиваю грибы. Обогнула в поисках куст и натыкаюсь на ноги.... А это лежат два молодых человека убитые, русские (у одного даже виден на шее крест)». Эту запись в своём дневнике сделал 18 ноября ялтинец Николай Дешкин.
Крымчане продолжают знакомиться с вышедшей в этом году удивительной книгой «Николай Дешкин. Жизнь в оккупированной Ялте. Дневник 1941-1944 гг.», выпущенной издательским домом «Коктебель». Её презентации прошли в Москве, Ялте, Симферополе, планируется представление книги в Севастополе. На одной из них побывал корреспондент krym.aif.ru.
Два блокнота
Ялтинский бухгалтер всю оккупацию вёл подробный дневник, записывая туда события, касающиеся семьи, не проходил мимо того, что происходило с коллегами и знакомыми. Упоминал происшествия городского и крымского масштаба, слухи и сводки с фронта — такие, которые были доступны жителям оккупированного города. После смерти Николая Дешкина дневник хранится в семье. А теперь прочесть его может любой, кто готов увидеть оккупацию глазами пережившего её человека.
Про фашистскую оккупацию Крыма местные жители знали из воспоминаний родных. И чем больше времени проходило, тем более неточными и размытыми они были. Конечно, выходило множество книг. Но в советское время жизнь в оккупации подавалась через историю сопротивления: на одной стороне герои подполья, партизаны, на другой — фашисты и примкнувшие к ним предатели. С 90-х годов прошлого века тема оккупации дополняется исследованиями о жертвах того времени — замученных, расстрелянных, погибших от голода, увезённых из Крыма.
«Известны несколько дневников ялтинцев, переживших оккупацию, но не один не является настолько полным и подробным, как дневник Николая Дешкина, — рассказал правнук автора записок Александр Гаврелюк. — Это два блокнота, которые Николай Андреевич сам сброшюровал. «Уже в Ялте установлена другая власть другого народа», — написал он в начале дневника 12 ноября 1941 года. И в этой первой записи он воспроизвёл все события с 1 ноября. Очень подробно описывает дни перед отступлением советских войск, состояние людей, развернувшееся мародёрство, и многое другое».
Повествование о каждом из почти 900 дней оккупации Ялты — это история об обычных людях, которые просто выживали. О событиях, которые потом, после освобождения, упоминались во многих книгах — и малоизвестных.
Очень яркий пример «известного» — казнь семьи Горемыкиных из Кореиза. Их повесили на Набережной Ялты за связь с партизанами в январе 1942 года. «Повещена семья Горемыкиных: Габриэль (Гавриил) — отец 40 лет, Елизавета — жена 35 лет и дочь их Лидия 12-14 лет, — записал Николай Дешкин. — Девочка очень сильно плакала... Видевшие их вчера при повешении утверждают, что он и девочка были в галошах, а сегодня на них одни только чистенькие новенькие тапочки (значит, по нашему обычаю, галоши украдены)».
А вот упоминание об оставленных в Ливадийской туберкулёзной детской больнице 115 детях: «Продуктов не осталось никаких, хлеба нет... Завхоз ходит по городу, оббивая пороги, и нигде, конечно, ничего ему не дают и не могут дать». У этой истории — уже не в дневнике, но есть продолжение. Детей, благодаря хлопотам главврача 1-й симферопольской больницы Бориса Бома, удалось забрать из Ялты в Симферополь, они получили шанс выжить.
«Борщ отнёс домой»
В 1940 году сын Николая Дешкина, тоже Николай, отправил к отцу и матери в Ялту своих детей — Эмиля, которого в семье называли Миликом, и Галю. Он был военный, получил новое назначение, с матерью детей только развёлся. Она тоже не могла взять к себе малышей, поэтому их временно оставили у бабушки и дедушки. Когда началась война, на фронт ушли оба родителя Эмиля и Гали.
И с начала оккупации чуть ли не в каждой дневниковой записи — то парой предложений, то целыми абзацами, упоминается о продуктах. Цены, возможность «достать», ситуация на базаре, снабжение населения продуктами.
Ялта голодала. Здесь не было больших запасов, а те, что оставались, фашисты выгребли подчистую. Жителей грабили, на глазах хозяев вынося ценные вещи и найденные продукты. А на руках у Николая Андреевича и его жены Марии Павловны были внуки. И работал один мужчина — ему удалось устроиться кассиром в Горуправу Ялты.
«15 января 1942 г. Во время движения одной немецкой подводы лошадь упала. Германский солдат её пристрелил... Тут же к лошади подскочил ближайший человек и перочинным ножом стал вырезать себе кусок мяса.
28 марта 1942 г. В Городское управление из коммерческой столовой принесли борщ по 3 рубля тарелка. Удалось получить 2 порции и доставил их домой. Сам не обедал. На базаре купил у спекулянта коробочку с куриным бульоном, немецкую, за 20 руб. В ней 14 грамм.
2 июня 1942 г. В Городском управлении выдали впервые с марта месяца 8 кг зерна... Хлеба получаем 500 гр., из них на меня 300 гр. и на Галочку 200 гр. (дети до 5 лет), а Милику и Марусе не полагается.
1 ноября 1942 г. Ослабел до того, что вынужден ходить с палкой. Ноги точно налитые, тяжело передвигаться. Неудивительно, т.к. ежедневно ячменный хлеб и городской обед; о вкусе жиров, мяса, в столовой забыли... А цены уже таковы: молоко 35-40 руб. за литр, кукуруза 50-60 руб. за кг, пшеница 60-90 руб. за кг, головка чеснока — 5-8 руб., яблоки 20-30 руб. за кг, помидоры 25 руб.»
Олег Романько, доктор исторических наук, автор статьи о Крыме во время немецкой оккупации 1941-1944 г., размещённой в книге:
— Николай Дешкин работал в самом центре событий Ялты — Горуправлении. Понятно, что он не был допущен «к центрам принятия решений», но многое знал, многое видел. И заносил в дневник очень скрупулёзно. И из этого документа мы узнаём, какие слухи циркулировали в городе, о чём говорили ялтинцы — о сопротивлении, коллаборационизме, Холокосте. Ялта ведь была единственным городом в Крыму, где недолго, но всё-таки существовало гетто.
В Ялте первые два года оккупации пребывал один из лидеров власовского движения Виктор Мальцев, занимавший даже пост бургомистра. Фигура известная и даже знаковая, благодаря приходу немцев он, можно сказать, раскрыл весь свой изменнический потенциал. И в дневнике немало интересных наблюдений о нём.
В работу над книгой я включился, когда потребовалась работа над примечаниями, но затем предложил ознакомить читателей в статье-послесловии с обстановкой в Крыму того времени. Потому, что для Дешкина это был быт, он писал о вещах, о которых были осведомлены все ялтинцы — во всех подробностях и нюансах. А сейчас все эти вещи нуждаются в объяснении.
Огород и убитая девочка
Наряду с голодом, «погоней» за продуктами обыденная жизнь ялтинцев — это бомбёжки, которые регулярно проводили советские самолёты. Доставалось и немцам, и, как бы сегодня сказали, «стратегическим объектам», и обычным людям. «Налетели в 6 часов вечера самолёты. Сбросили бомбы, в т.ч. и в городское садоводство (убило девочку 14 лет Проскурякову: оторвало ноги, раны в живот, глаз) и в центр моего огорода. Ямы в 3 м глубиной» — практически безэмоционально записано в дневнике Николая Дешкина. Это просто один из многих дней, когда бомбили.
«В дневнике рассказывается и про настроения ялтинцев, — говорит Александр Гаврелюк. — Про усталость от войны и неуверенности в завтрашнем дне, про страх перед оккупантами. И... перед партизанами. Одно подозрение в связи с ними могла стать приговором. Рассказывалось, что около Биюк-Ламбата было расстреляно несколько десятков мешочников, шедших по дороге, и рабочих совхоза за убийство партизанами четырех немецких солдат».
У дневника был очень долгий путь к тому, чтобы стать «всеобщим достоянием». Его пришлось долго расшифровывать — потому, что автор сокращал многие слова. Часть записей была сделана карандашом, и их сложно было разбирать. Сначала-то Александр Гаврелюк планировал передать цифровые копии всем потомкам автора. Потом стал искать, читать и сравнивать опубликованные книги, встречаться с потомками тех, кто эти книги писал, собирать воспоминания об оккупации Крыма...
И осознал, что всё-таки должна быть книга. Но «заселить» под обложку книги-дневника решено ещё было статьи и заметки коллаборационистских газет Крыма. Так ближе и понятнее становится жизнь Ялты конца 1941-1944 годов. Странная жизнь, рисуемая прессой как почти обычная: с открытие библиотек, концертами, спектаклями, борьбой с высокими ценами, информацией о радиопередачах, сводками с полей и местных праздниках. А изнанка этого обычного — страх и смерти вокруг. И ещё всё-таки —надежда.
